Конец главы
Шрифт:
Адвокат, слегка прихрамывая, отошел от камина, снова сел за стол, взял извещение, прищурился и объявил:
– Приводимые здесь улики вряд ли достаточны для суда. Я не уверен даже, что это вообще улики. Однако перспективы у нас не блестящие. Если бы вы могли мотивировать разрыв с мужем какой-нибудь веской причиной, а нам удалось обойти эту ночь в автомобиле...
– Он метнул острый птичий взгляд сначала на Клер, потом на Крума.
– Не можете же вы уплатить возмещение ущерба и принять на себя судебные издержки, раз вы ни в чем не виноваты.
Глаза его опустились, и Динни
"Очень молодой" Роджер поднял нож для бумаги:
– Нам, возможно, удастся свести возмещение ущерба к сравнительно умеренной сумме. Для этого вы должны опротестовать иск и больше в суд не являться. Могу я узнать, каковы ваши денежные обстоятельства, мистер Крум?
– Ни пенса за душой, но это неважно.
– А что, собственно, означает "опротестовать иск"?
– осведомилась Клер.
– Вы вдвоем являетесь в суд и отрицаете свою виновность. Вас подвергают перекрестному допросу, а мы подвергаем допросу истца и детективов. Но скажу откровенно: если вы не мотивируете разрыв с мужем достаточно веской причиной, судья почти наверняка будет против вас. И, - добавил он по-человечески просто, - ночь, пусть даже проведенная в машине, всегда остается ночью, особенно в бракоразводном процессе, хотя, повторяю, это не такие улики, каких обычно требует суд.
– Мой дядя считает, - спокойно вставила Динни, - что часть присяжных им все-таки поверит и что размеры возмещения ущерба в любом случае можно уменьшить.
"Очень молодой" Роджер кивнул:
– Посмотрим, что скажет мистер Кингсон. Теперь я хотел бы снова поговорить с вашим отцом и сэром Лоренсом.
Динни подошла к двери и распахнула ее перед сестрой и Крумом. Потом обернулась и взглянула на "очень молодого" Роджера. У него было такое лицо, как будто кто-то уговаривал его не быть реалистом. Он Перехватил взгляд девушки, смешно дернул головой и вытащил табакерку. Динни закрыла дверь и подошла к нему:
– Вы ошибаетесь, если не верите им. Они говорят сущую правду.
– Почему она оставила мужа, мисс Черелл?
– Раз она не сказала этого сама, я тоже не скажу. Но я убеждена, что сестра права.
Он пристально посмотрел на нее все тем же острым взглядом:
– Я все-таки предпочел бы, чтобы на ее месте были вы, - сказал он вдруг, взял понюшку и повернулся к генералу и сэру Лоренсу.
– Итак?
– спросил генерал.
Лицо "очень молодого" Роджера неожиданно приобрело еще более песочный оттенок.
– Если у нее и были достаточно веские основания порвать с мужем...
– Были.
– Папа!
– ...она, очевидно, не станет приводить их.
– Я тоже не стала бы, - спокойно вставила Динни.
– Но от этого может зависеть исход дела, - возразил "очень молодой" Роджер.
– А оно грозит юному Круму чем-нибудь серьезным?
– осведомился сэр Лоренс.
– Безусловно, сэр Лоренс, и независимо от того, будут они защищаться или нет. Я еще поговорю с каждым из них в отдельности, затем выясню точку зрения мистера Кингсона, а завтра сообщу ее вам. Не возражаете, генерал?
– Больше всего в этой истории меня возмущает Корвен!
– воскликнул сэр Конуэй.
– Разумеется, - отозвался "очень молодой" Роджер, и Динни подумала: "Впервые слышу, чтобы это слово произносили так неуверенно".
XXIII
Динни сидела в пустой, но тем не менее тесной приемной и листала "Тайме". Тони Крум стоял у окна.
– Динни, - спросил он, оборачиваясь, - не придумаете ли вы, как мне хоть немного помочь ей в этой мерзкой истории? Все ведь произошло в известном смысле по моей вине, несмотря на то что я старался держать себя в руках.
Динни посмотрела на его удрученное лицо:
– Нет, не придумаю. Я знаю только одно, - надо говорить правду.
– Этот адвокат внушает вам доверие?
– Пожалуй, да. Мне нравится, что он нюхает табак.
– Знаете, я не верю, что есть смысл опротестовывать иск. Чего ради выставлять Клер на позорище? Пусть меня объявляют несостоятельным. Какое это имеет значение?
– Мы обязаны это предотвратить.
– Неужели вы думаете, что я допущу...
– Оставим споры, Тони. На сегодня хватит. До чего здесь неуютно, верно? У дантиста и то не так голо: на стенах гравюры, на столе старые журналы; и потом, туда можно приходить с собакой.
– А курить здесь разрешается?
– Несомненно.
– Вот сигареты, только у меня дешевка.
Динни взяла сигарету, и с минуту они помолчали, глубоко затягиваясь дымом.
– Как все мерзко!
– внезапно вырвалось у Тони.
– А ведь этому субъекту придется приехать на суд, правда? Он, наверно, никогда не любил Клер всерьез.
– Нет, любил. "Souvent homme varie, bien folte est qui s'y fie" [10].
– Ну, пусть он лучше со мной не встречается!
– мрачно бросил Крум. Он снова отошел к окну и уставился на улицу. Динни сидела и думала о той отвратительной, как собачья травля, сцене, когда встреча двух мужчин всетаки состоялась и повлекла за собой такие печальные последствия для нее, Динни.
Вошла Клер. Ее обычно бледные щеки багровели румянцем.
– Тони, ваш черед.
Крум отошел от окна, заглянул ей в лицо и направился в кабинет адвоката. Динни стало глубоко жаль его.
– Уф!
– перевела дух Клер.
– Уйдем поскорей отсюда.
На улице она прибавила:
– Жалею, Динни, что мы с ним не любовники. Даже это было бы лучше, чем наше дурацкое положение, когда нам все равно никто не верит.
– Мы верим.
– Да, ты и отец. Но ни этот тип с табакеркой, ни остальные нам не поверят. Впрочем, я решила пройти через все. Я не брошу Тони в беде и, насколько смогу, ни на шаг не отступлю перед Джерри.
– Давай выпьем чаю, - предложила Динни.
– В Сити, наверно, тоже пьют где-нибудь чай.
Вскоре на одной из людных улиц они обнаружили ресторанчик.
– Итак, "очень молодой" Роджер тебе не понравился?
– спросила
Динни, усаживаясь за круглым столик.
– Да нет, он вполне приличный и, по-моему, даже славный. Видимо, юристы просто не умеют верить людям. Но помни, Динни, ничто не изменит моего решения - рассказывать о своей семейной жизни я не стану. Не желаю, и конец.