Конец главы
Шрифт:
Молодой человек вытаращил глаза:
– Ничего не понимаю.
– Жизнь вдали от опасностей - ложный путь. Хочу все брать с бою.
– Тогда выходите за меня.
– Право, Ален, я в жизни не видела человека с меньшим количеством мыслей в голове.
– Лучше меньше, да лучше.
Динни направилась вверх по набережной:
– Мне на Оукли-стрит.
Они шли молча. Наконец молодой Тесбери участливо спросил:
– Что вас гложет, дорогая?
– Моя собственная натура: ей все мало тех хлопот, которые она мне причиняет.
– Я мог бы доставить
– Я говорю серьезно, Ален.
– Это хорошо. Пока вы не станете серьезной, вы не выйдете за меня.
Зачем вы себя грызете?
Динни пожала плечами:
– У меня, видимо, все получается прямо по Лонгфелло: "Жизнь реальна, жизнь серьезна". Разве вы не понимаете, как бессодержательна жизнь дочери землевладельца в деревне?
– Я, пожалуй, лучше не скажу вам того, что хотел сказать.
– Нет, скажите.
– Это легко поправить: станьте матерью в городе.
– На этом месте полагается краснеть, - вздохнула Динни.
– Я не люблю все превращать в шутку, но, кажется, превращаю.
Молодой Тесбери взял ее под руку:
– Вы будете первой, кто превратит в шутку жизнь жены моряка.
Динни улыбнулась:
– Я выйду замуж только тогда, когда мне этого очень сильно захочется. Я себя достаточно хорошо знаю.
– Ладно, Динни. Не буду надоедать вам.
Они опять замолчали. На углу Оукли-стрит Динни остановилась:
– Дальше не провожайте, Ален.
– Я заверну к Монтам вечером и узнаю, как вы. Помните: что бы вам ни потребовалось... насчет Ферза, вам стоит только позвонить мне в клуб. Вот номер.
Он записал его на карточке и протянул ее девушке.
– Будете завтра на свадьбе Джин?
– Еще бы! Ведь это я ее выдаю. Я только хочу...
– До свидания, - простилась Динни.
XXI
У дверей дома Ферзов девушка остановилась. Она спокойно рассталась с молодым человеком, но нервы у нее были натянуты, как струны скрипки. Ей никогда не приходилось сталкиваться с душевнобольными, и мысль о предстоящей встрече тем сильнее пугала ее. Открыла все та же пожилая горничная. Миссис Ферз с капитаном Ферзом. Не пройдет ли мисс Черрел в гостиную? Динни немного подождала в той комнате, где была заперта Джин. Вошла Шейла, спросила: "Хэлло! Вы ждете ма-а-моч-ку?" - и снова вышла. Когда появилась Диана, на лице Динни было такое выражение, словно она снимала допрос со своих собственных чувств.
– Простите, дорогая, мы просматривали газеты. Я изо всех сил стараюсь обращаться с ним так, словно ничего не было.
Динни подошла к Диане и погладила ее по руке.
– Но так нельзя без конца, Динни, нельзя. Я знаю, что нельзя.
– Позвольте мне остаться у вас. Скажете ему, что мы давно условились.
– Но ведь вам, может быть, придется трудно, Динни! Не знаю прямо, что с ним делать. Он боится выходить, встречаться с людьми, даже слышать не хочет о том, чтобы уехать туда, где его никто не знает, не хочет показаться врачу, не хочет ничего слушать, не желает никого видеть.
– Он будет видеть меня. Это приручит его. Думаю, что трудно будет лишь первые дни. Ехать мне за вещами?
– Если вы решили быть ангелом, поезжайте.
– Раньше чем вернуться сюда, я созвонюсь с дядей Эдриеном. Он с утра поехал в лечебницу.
Диана отошла к окну и смотрела в него, стоя к Динни спиной. Вдруг она обернулась:
– Я решилась, Динни. Я ни за что не дам ему пойти на дно! Если я хоть как-нибудь могу помочь ему выкарабкаться, я это сделаю.
– Благослови вас бог! Располагайте мною, - сказала Динни и, не полагаясь больше ни на выдержку Дианы, ни на свою, торопливо вышла и спустилась по лестнице. Проходя под окнами столовой, она вновь увидела лицо с горящими глазами, которые наблюдали за ее уходом. Всю обратную дорогу до Саут-сквер чувство трагической несправедливости не покидало Динни.
За завтраком Флер сказала:
– Нет смысла мучить себя раньше времени, Динни. Конечно, счастье, что Эдриен - сущий святой. Но все это прекрасный пример того, как мало закон влияет на нашу жизнь. Предположим, Диана получила бы свободу. Разве это помешало бы Ферзу вернуться прямо к ней? Или изменило бы ее отношение к нему? Закон не властен там, где речь идет о чисто человеческой стороне дела. Диана любит Эдриена?
– Не думаю.
– Вы уверены?
– Нет. Мне трудно разобраться даже в том, что я сама чувствую.
– Кстати, вспомнила. Звонил ваш американец. Он хочет зайти.
– Пусть заходит. Но я буду на Оукли-стрит.
Флер бросила на нее проницательный взгляд:
– Значит, ставить на моряка?
– Нет. Ставьте на старую деву.
– Дорогая, это ерунда.
– Не вижу, что мы выигрываем, вступая в брак.
Флер ответила с беглой жесткой улыбкой:
– Мы не можем стоять на месте, Динни. Во всяком случае не стоим.
Это было бы слишком скучно.
– Вы - современная женщина. Флер. Я - средневековая.
– Ну, лицом вы действительно напоминаете ранних итальянцев. Но и ранние итальянцы не бежали от жизни. Не обольщайтесь, - рано или поздно вы наскучите сами себе, а тогда...
Динни смотрела на Флер, изумленная этой вспышкой проницательности в ее лишенной всяких иллюзий родственнице.
– Что же выиграли вы. Флер?
– По крайней мере стала полноценной женщиной, - сухо ответила та.
– Вы имеете в виду детей?
– Ими можно обзавестись и не выходя замуж. Так считают многие, хотя я этому не очень верю. Для вас, Динни, это просто немыслимо. Над вами тяготеет родовой комплекс: у всех подлинно старинных семей наследственная тяга к законности. Без этого они бы не были подлинно старинными.
Динни наморщила лоб:
– Я, правда, об этом не думала, но ни за что не хотела бы иметь незаконного ребенка. Кстати, вы дали той девушке рекомендацию?
– Да. Не вижу никаких оснований, почему бы ей не стать манекенщицей. Она достаточна худа. Фигурки под мальчика будут в моде еще по крайней мере год. Затем, - запомните мои слова, - юбки удлинятся, и все снова начнут сходить с ума по пышным формам.
– Вы не находите, что это несколько унизительно?
– Что именно?
– Бегать по магазинам, менять фасон платья, прическу и все такое.