Конец главы
Шрифт:
– Мисс Черрел!
Бобби Феррар показался в дверях. Он выглядел как всегда. Еще бы!
Ему ведь все безразлично. А с какой стати ему должно быть не безразлично?
Бобби похлопал себя по нагрудному карману:
– Предисловие у меня. Двинулись?
Он завел разговор об убийстве в Чингфорде. Следит ли мисс Черрел за газетами? Случай абсолютно ясный. И без всякого перехода прибавил:
– Боливиец не берет на себя ответственность, мисс Черрел.
– Ох!
– Не стоит расстраиваться.
Лицо Бобби расплылось в улыбке.
"Зубы у него свои, - подумала Динни.
– Видны золотые пломбы".
Они
– "Грэфик" или это?
– И то и другое, пожалуйста, - устало попросила Динни.
Бобби положил перед ней журнал и "это", оказавшееся томиком военных стихов в красном переплете.
– Начните с книжки. Я купил ее сегодня после завтрака.
– Хорошо, - согласилась Динни и села.
Дверь в соседний кабинет открылась. Оттуда высунулась голова:
– Мистер Феррар, министр внутренних дел просит вас.
Бобби Феррар взглянул на Динни, пробормотал сквозь зубы: "Не унывайте!" - выпрямился и удалился.
Никогда в жизни Динни не чувствовала себя более одинокой, чем в этой большой приемной, никогда так не радовалась своему одиночеству, никогда так не боялась, что оно кончится. Она открыла томик и прочла:
Увидел над камином он
Красивое уведомленье,
Что может в неком учрежденье
Со скидкой инвалид-герой
Приобрести протез любой.
И добавлялось в примечанье,
Что лицам в офицерском званье
Дадут там даром хоть сейчас
Ступню иль челюсть, кисть иль глаз:
Все, что утратил безвозвратно,
Ты обретаешь вновь бесплатно.
Вошла сестра и говорит...
В камине внезапно затрещало, оттуда вылетела искра. Динни с сожалением увидела, как она погасла на коврике. Девушка прочла еще несколько стихотворений, но они не дошли до ее сознания, и, закрыв книжку, она взялась за "Грэфик", перелистала его до самого конца, но не удержала в памяти ни одного рисунка. Сердце у нее куда-то проваливалось, и в этом ощущении растворялся любой предмет, на который она смотрела. Динни подумала, чего легче ожидать - чтобы оперировали тебя самое или близкого тебе человека, и решила, что второе хуже. Давно ли Бобби ушел, а кажется, что промелькнули целые часы. Всего половина седьмого! Динни встала, отодвинула стул. На стенах висели портреты государственных деятелей-викторианцев. Она поочередно обошла их и осмотрела, но все они были на одно лицо - этакий многоликий государственный деятель с бакенбардами в разных стадиях развития. Она вернулась на место, пододвинула стул, села, оперлась на стол локтями и опустила голову на руки, словно эта полусогнутая поза давала ей некоторое облегчение. Слава богу, Хьюберт не знает, что решается его судьба. Ему не надо проходить через это страшное ожидание. Она думала о Джин и Алене и всем сердцем надеялась, что они готовы к худшему, ведь с каждой минутой это худшее становилось все более неотвратимым. Динни постепенно впадала в оцепенение. Мистер Феррар никогда не выйдет - никогда, никогда! И пусть не выходит, - он принесет смертный приговор. Наконец она вытянула руки вдоль стола и прижалась к ним лбом. Она сама не знала, сколько времени пробыла в этой странной летаргии, из которой ее вывело чье-то покашливание. Девушка откинулась назад.
У камина стоял не Бобби Феррар, а высокий человек с красноватым, гладко выбритым лицом и серебряными волосами ежиком. Слегка расставив ноги и заложив руки под фалды фрака, он пристально посмотрел на Динни широко раскрытыми светло-серыми глазами и слегка приоткрыл рот, словно собираясь сделать какое-то замечание. Динни уставилась на него, но не поднялась, - она была слишком ошеломлена.
– Мисс Черрел? Не вставайте.
Он вытащил руку из-под фалды и сделал предупредительный жест. Динни осталась сидеть и обрадовалась этому: ее начала бить дрожь.
– Феррар говорит, что вы издали дневник вашего брата.
Динни наклонила голову. Дышать глубже!
– Он напечатан в своем первоначальном виде?
– Да.
– Это точно?
– Да. Я не изменила и не выпустила ни слова.
Она глядела ему в лицо, но видела только светлые круглые глаза и слегка выпяченную нижнюю губу. Наверно, так же смотрят на бога! При этой эксцентричной мысли девушку бросило в трепет, и губы ее сложились в слабую отчаянную улыбку.
– Могу я задать вам один вопрос, мисс Черрел?
– Да, - задыхаясь выдавила Динни.
– Сколько страниц дневника написано после возвращения вашего брата?
Она широко открыла глаза; затем ее словно ужалило, смысл вопроса дошел до нее.
– Ни одной! О, ни одной! Весь дневник написан там, во время экспедиции.
И девушка вскочила на ноги.
– Могу я узнать, откуда вам это известно?
– Мой брат...
– Только сейчас она осознала, что у нее нет никаких доказательств, кроме слова Хьюберта, - ...мой брат мне так сказал.
– Его слово священно для вас?
У Динни осталось достаточно юмора, чтобы не взорваться, но голову она все-таки вздернула:
– Да, священно. Мой брат солдат и...
Она резко оборвала фразу и, увидев, как выпятилась нижняя губа, возненавидела себя за то, что употребила такое избитое выражение.
– Несомненно, несомненно! Но вы, конечно, понимаете, насколько важен этот момент?
– У меня есть оригинал...
– пробормотала Динни. (Ох, почему она не захватила тетрадь!) - По нему ясно видно... Я хочу сказать, что он весь грязный и захватанный. Вы можете посмотреть его, когда угодно. Если прикажете, я...
Он снова сделал предупредительный жест:
– Не беспокойтесь. Вы очень преданы брату, мисс Черрел?
Губы Динни задрожали.
– Беспредельно. Мы все.
– Я слышал, он недавно женился?
– Да, только что.
– Ваш брат был ранен на войне?
– Да. Пулевое ранение в левую ногу.
– Рука не задета?
Снова укол!
– Нет!
Короткое словечко прозвучало как выстрел. Они стояли, глядя друг на друга полминуты, минуту; слова мольбы и негодования, бессвязные слова рвались с ее губ, но она остановила их, зажала их рукой. Он кивнул:
– Благодарю вас, мисс Черрел. Благодарю.
Голова его склонилась набок, он повернулся и, как будто неся ее на подносе, пошел к дверям кабинета. Когда он исчез, Динни закрыла лицо руками. Что она наделала? Зачем восстановила его против себя? Она провела руками по лицу, по телу и замерла, стиснув их, уставившись на дверь, в которую он вышел, и дрожа с ног до головы. Дверь опять открылась, и вошел Бобби Феррар. Динни увидела его зубы. Он кивнул ей, закрыл дверь и произнес:
– Все в порядке.