Конец королевы
Шрифт:
— Ну, а теперь поднатужимся — и мы наверху!
Угадал он точно: через полчаса мы уже стояли у избы. И как раз вовремя. Ветер разбушевался не на шутку, а сумерки уже переходили в полную тьму. Мы сгрудились в кухне, где Гонза еще с утра предусмотрительно затопил печь. Павел зажег керосиновую лампу, мы разместились на табуретках, постели и лавке.
— Тут просто чудесно, правда, Мируш? — заметила Катаржина.
Та кивнула и улыбнулась.
— Но чудеснее всех хозяин дома. Сердечно благодарю за помощь, Йеничек…
Гонза махнул рукой:
—
Он умолк, не зная, что еще сказать. Мирка перечеркнула все его планы. Вернее, Катаржина.
— Ну, — вмешался Павел, — как-нибудь устроимся, верно?
Устроились. В мансарде поселились мы с Павлом, хотя я ни на секунду не усомнилась, что Гонза рассчитывал поместить здесь Катаржину. Мебель в мансарде была солидная, постель, правда, одна, но достаточно широкая, уютная, к тому же хозяин дома положил на пол настоящую овчину, чтобы не мерзли босые королевские ножки. Когда я уселась на ней и заявила, что дальше и шагу не ступлю, Гонза так печально поглядел на меня, что даже жалко стало. Но мне обязательно надо было отвоевать себе эту комнатку, тогда я могла постоянно держать Павла в поле зрения и уверенно контролировать ситуацию.
В задней комнате внизу разместились Борек с Зузаной, а Мирка и Катаржина стали их и Гонзиными соседками. Установили мы и порядок дежурства на кухне. Первыми добровольно вызвались Мируш и Катрин: они здесь только до тридцатого, так что пускай уж отработают сразу.
— А зачем тебе ехать тридцатого? — спросила я Катаржину — Неужели не можешь остаться?
— На Сильвестра мне надо быть дома с нашими. Семейная традиция, понятно? — ответила она. — С удовольствием осталась бы, но не могу, серьезно.
— А ты, Мирка, — поинтересовалась Зузана, — чем вообще-то занимаешься? Тоже учишься?
— Да, — улыбнулась Мирка, — учусь. В одном живописном пражском заведении. Мужской парикмахер, к вашим услугам.
Зузана смутилась:
— Не сердись, я не собиралась тебя допрашивать, но раз уж мы здесь все вместе…
— Перестань! Спросила — и ладно, ничего страшного, — сказала Мирка и весело улыбнулась. У нее была круглая, симпатичная и сообразительная мордашка, рот чуть великоват, губы полные, а зубы просто великолепные. Я относилась к ней с предубеждением, но в обаянии отказать не могла.
Павел вел себя вполне нормально, ничего от меня как будто бы не скрывал. Наоборот. Едва мы вернулись к себе в мансарду, как тут же решил затащить меня в постель под прозрачным предлогом: мол, после утомительного путешествия следовало бы отдохнуть. Я с этим согласилась и постелила ему на овчине, советуя приберечь силы до вечера.
А вечером Гонза организовал посиделки. Все собрались на кухне, и уже к десяти стоял дым коромыслом. Накурили — хоть топор вешай, на плите кипятилась вода для грога, снаружи трещал мороз, но у нас в кухне было тепло и уютно. Мы запели величальную, дошли уже до «Кто родился в октябре, встань, встань, встань…». Зузана и Павел поднялись и чокнулись полными до краев рюмками.
— А целоваться? — завопила Мирка. — Ну-ка, целуйтесь! Зузана растерянно взглянула на Борека, но тот стучал ладонью по столу, аж стаканы звенели, и кричал:
— Верно! Без поцелуя нельзя… В лобик! Павел перегнулся через стол к Зузане, и она его поцеловала но так неумело, что все расхохотались.
— Вот так и отлынивают от работы, — прокомментировала поцелуй Мирка, а Гонза уже щупал под столом ее коленку.
— Что дальше будем делать? — спросила я, когда мы допели до декабря. — Может, во что-нибудь поиграем?
— Ну, конечно! В «согласен — не согласен», — скомандовала Мирка. — По крайней мере можно будет раздеться, а то здесь жарища, как в сауне.
— Ничего умнее ты не придумала, — свела брови Катаржина. — Я не собираюсь раздеваться.
— Да брось ты, Катрин, как будто… — Она не договорила и небрежно, точно пепел от сигареты, смахнула с колена руку Гонзы. — Сама знаешь, стоит мне чуток выпить…
Фразу она не закончила, и осталось непонятным, на что она намекает. «Как будто» — и многоточие. Кроме меня, никто их скрытого смысла не замечал. Катаржина больше не противилась, только поигрывала золотой цепочкой на шее и молчала.
— За каждое «не согласен» фант с себя и стопку в себя, — громогласно огласила Мирка правила игры. — Парные вещи, вроде чулок или сережек, считаются за одну… Вопросы есть?
— Нет! — ответили мы хором, воздержалась только Катаржина. Хмурая, как ноябрьское небо, она поигрывала для разнообразия браслетом своих миниатюрных часиков и, наверное, подсчитывала свои безопасные, «необнажающие» фанты.
— Тогда поехали! — объявила Мирка. — Павел, ты согласен прямо сейчас отправиться в деревню за сигаретами?
— Не согласен! — ответил Павел и положил на стол часы. — Ну и заданьица ты даешь! Ничего себе игрушки!
— Придумай что-нибудь поинтереснее, — заявил Борек. — Твоя очередь.
Павел пожал плечами и спросил Зузану, не согласна ли она подарить Гонзе страстный поцелуй.
— Не согласна, — отказалась Зузана. — С какой стати я должна со всеми целоваться?/
— Не со всеми, а с Гонзой! Но страстно! — уточнила я.
Зузана выпила глоток вина и тоже сняла часы.
Так и пошло. Вскоре фанты пришлось складывать на лавке, потому что на столе не хватало места, сливовицы в литровой бутылке осталось на донышке, а вместо вина пили грог.
Первой раздеваться по-настоящему выпало Мирке. Зузана, которая задавала ей вопрос, в общем-то не требовала ничего невозможного: принеси, мол, из мансарды овчину и покувыркайся на ней. Но Мирка с пьяной ухмылкой произнесла: «Нате вам!» — и стащила через голову легкий свитерок, под которым, остался только бюстгальтер. Свитер она швырнула на лавку, глоток грога опрокинула в рот, а для Гонзы придумала совсем каверзное задание: не согласится ли он снять с Катаржины джинсы?