Конец лета (др. перевод)

Стил Даниэла

— Ты ошибаешься. Это ложь!

Марк внимательно смотрел на нее, слабая улыбка играла у него на губах. Он был абсолютно спокоен.

— Ну уж нет. И через шесть месяцев, моя дорогая, я боюсь, тебе будет трудно доказать кому-либо обратное.

— Но этого не может быть.

— А почему нет? — Его глаза изучающе смотрели на нее.

— Ради Бога, я слишком стара, чтобы забеременеть.

— В тридцать семь? Не глупи. Ты можешь еще рожать в любое время в ближайшие пятнадцать лет.

— Но я слишком стара! — Она выкрикивала это ему в лицо,

с трудом удерживаясь от слез. Почему они не сказали ей об этом первой, не дали ей времени прийти в себя после этого известия, перед тем как увидеть Марка? Но нет, таков уж был здесь, во Франции, порядок, когда больной всегда узнает последним что-либо о себе. И она легко представила сцену, которую изобразил бы Марк: уверенный в себе, очень важныймужчина, которого должно уведомить первым о состоянии мадам; он не хотел бы расстраивать свою жену, ведь они только что испытали столь многое, такую трагедию…

— Дорогая, не будь глупенькой, — говорил Марк. Он встал и подошел к краю кровати, где нежно положил руку ей на лоб и медленно погладил ее длинные черные волосы, мягкие, как шелк. — Ты совсем не старая. Можно, я сяду? — спросил он. Она кивнула, и он присел на край кровати.

Но… два месяца? Она посмотрела на него взглядом, полным отчаяния. Ей так хотелось, чтобы это был ребенок Бена. Она подумала об этом впервые перед тем, как заснуть. Ей внезапно пришла в голову эта мысль. Но Дина в нее не очень верила, хотя, уже засыпая, ее вдруг осенило — головокружение, тошнота, постоянная склонность ко сну. Единственный, о ком она могла думать, был Бен. Она не хотела, чтобы это был ребенок Марка. Она смотрела на него с чувством разочарования и горечи. Два месяца беременности означали, что ребенок был от Марка, а не от Бена.

Это, должно быть, случилось в ту последнюю ночь перед моим отъездом.

— Не вижу ничего смешного. — Ее глаза наполнились слезами. Она была не очень довольна. Теперь он понял даже больше, чем знала она. Теперь он понял, что у нее был не просто другой мужчина, но человек, которого она любила. Это не имеет значения. Она забудет его. Ей предстояло заняться в ближайшие месяцы кое-чем поважнее. Она была обязана родить Марку сына. — Я не понимаю.

— Дорогая, не будь наивной.

— Я не беременела многие годы. Почему именно сейчас?

— Иногда такие вещи именно так и случаются. В любом случае это не имеет значения. У нас появляется еще одна возможность — создать новую семью, заиметь ребенка.

— У нас уже был ребенок. — Она походила на надувшуюся маленькую девочку, когда сидела, поджав под себя ноги и вытирая слезы тыльной стороной ладони. — Я не хочу больше иметь детей. — Во всяком случае, от тебя.Теперь и она сама знала правду. Если бы она действительно любила его, она бы хотела иметь его ребенка. Но это было не так. Ей хотелось ребенка от Бена.

Марк не скрывал своей смущенной радости и был невероятно терпелив.

— Вполне нормально чувствовать себя так вначале. Это бывает со всеми женщинами. Но когда приходит… Помнишь, как с Пилар?

Дина сверкнула на него глазами.

— Да, я помню, как было с Пилар. И

с другими. Я уже прошла через это, Марк. И больше не хочу. Ради чего? Ради большего горя, ради еще одних сердечных приступов? Ради того, чтобы ты отсутствовал еще восемнадцать лет? В моем возрасте, ты думаешь, я смогу воспитать ребенка одна? И воспитать полукровку, наполовину американца или целиком француза? Ты хочешь, чтобы я прошла через это снова, соревнуясь с тобой за право на большую преданность нашему ребенку? Черт подери. Я не сделаю этого!

— Напротив, ты это обязательно сделаешь. — Его тихий голос был таким же твердым, как сталь.

— Я не обязана делать это! — Она теперь уже кричала на него. — У нас не феодальные времена. Я смогу сделать аборт, если захочу.

— Нет, ты не сможешь.

— Какого дьявола, еще как смогу.

— Дина, я не буду обсуждать это с тобой. Ты переутомлена. — Она лежала в кровати, плача в подушку. Переутомление едва ли подходило в данный момент для передачи ее состояния. — Ты свыкнешься с этой мыслью. Ты будешь рада.

— Ты хочешь сказать, что у меня нет выбора, не так ли? — Она пристально посмотрела на него. — Что ты сделаешь со мной, если я избавлюсь от него? Разведешься?

— Не говори вздор.

— Тогда не дави на меня.

— Я не делаю этого, я просто счастлив. — Он с улыбкой взглянул на нее и протянул к ней руки; его глаза смотрели совсем по-другому. Но она не ответила на его призыв. Через мгновение он взял ее руки и поднес к губам, целуя поочередно. — Я люблю тебя, Дина. И я хочу ребенка. Нашего бэби. Твоего и моего.

Она закрыла глаза, почти съежившись от его слов. Это уже было. Но он ничего не сказал, он встал, обнял ее и быстро провел своей рукой по ее волосам. И затем удалился. Она смотрела, как он уходил, растерянный и погруженный в мысли.

Оставшись одна в полной темноте, она немного поплакала, размышляя, что же она должна сделать. Всё так переменилось. Почему она не знала? Почему не догадалась? Она должна была вычислить это раньше, но у нее было нарушение графика лишь один раз, и она полагала, что это все из-за нервного напряжения, связанного с открытием выставки в галерее и с ее постоянными любовными утехами с Беном, а потом — известие о Пилар, ее поездка… Она думала, что это продлится не более двух недель. Но два месяца? Как это может быть? И, Боже, это означало, что она все это время проводила с Беном, уже забеременев от Марка. Сохранить этого ребенка в себе сейчас было бы отрицанием всего того, что у нее было с Беном, а это бы разбило ей сердце. Этот ребенок был напоминанием о том, что она состоит в браке с Марком.

Целую ночь она не сомкнула глаз. На следующее утро Марк выписал ее из больницы. Они возвращались в Париж, в дом его матери. На следующий день он должен был уехать в Афины.

— Дела обстоят следующим образом: меня не будет в течение пяти или шести дней. За это время я заканчиваю все свои дела в Греции. Так что через неделю мы уедем из Парижа домой и останемся там.

— Что это означает? Я буду оставаться там, а ты опять разъезжать?

— Нет. Это означает, что я буду находиться там так долго, как позволят дела.