Конец лета (др. перевод)
Шрифт:
— Пять дней в месяц? Пять дней в году? Что-то в этом роде? — Задавая ему эти вопросы, она смотрела в окно. У нее было ощущение, как будто ее приговорили к повторению всей ее жизни в течение первых восемнадцати лет ее замужества. — А когда я буду видеться с тобой, Марк? Два раза в месяц за обедом, когда ты в городе и у тебя не будет запланированного обеда где-либо еще?
— Так больше не будет, Дина. Я обещаю.
— А почему бы и нет? Так было всегда.
— Тогда было все по-другому. Я кое-что понял теперь.
— Неужто? Что же именно? — Она чувствовала горечь разочарования,
— Я понял, что жизнь очень коротка и проходит быстро. Мы уже поняли это вдвоем раньше, дважды, но я быстро забыл. Теперь я знаю. Мне об этом снова напомнили. — Дина склонила голову и ничего не сказала. Но он знал, что попал в цель. — После Пилар, после двух других неужели ты можешь лишить жизни этого ребенка?
Она была настолько потрясена тем, что он угадал ее мысли, что не отвечала в течение длительного времени.
— Я не уверена.
— Зато я вполне уверен. Это убьет тебя. — Ее напугал его тон. Может быть, он и вправду знал. — Вина, угрызения совести доконают тебя. Ты не сможешь никогда ни думать, ни любить, ни жить, ни даже рисовать. Я гарантирую это. — Одна только мысль об этом приводила ее в ужас. И, возможно, он был прав. — У тебя нет соответствующего эмоционального склада, чтобы быть столь хладнокровной.
— Другими словами, — вздохнула она, — у меня нет выбора.
Он не ответил.
В этот же вечер в девять тридцать они отправились спать, не сказав друг другу ни слова. Утром перед тем, как уехать, он нежно поцеловал ее в лоб. Он заказал такси до аэропорта.
— Я буду звонить тебе каждый вечер. — Он выглядел озабоченным, но явно довольным; в глазах у него уже не было такого ужасного беспокойства, осталась лишь горькая печаль — он все еще переживал по поводу утраты Пилар. — Я обещаю, дорогая. Буду звонить каждый вечер. — Он повторил фразу, но она смотрела мимо него.
— А она тебе разрешит? — Он пытался не замечать ее язвительного вопроса, но она намеренно взглянула на него, лежа в кровати. — Ты слышал меня, Марк. Я полагаю, она едет с тобой. Я права?
— Не говори глупости. Это деловая поездка.
— А в последний раз тоже была деловая?
— Ты просто нанервничалась. Давай прекратим. Мне не хочется ругаться перед отъездом.
— С чего это вдруг? Боишься, что это скажется на ребенке? — На какой-то безумный миг ей захотелось сказать ему, что это не его ребенок, но горькая правда заключалась в том, что, учитывая срок беременности, это был именно его ребенок.
— Дина, пока меня не будет, постарайся отдохнуть. — Он взглянул на нее с видом заботливого папаши, послал воздушный поцелуй и тихо прикрыл дверь.
Она лежала совсем тихо, прислушиваясь к звукам, раздававшимся в доме свекрови. До сих пор никто ничего не знал. Это был «их секрет», как назвал его Марк.
В доме было тихо, когда она проснулась на следующее утро. Она лежала в кровати, всерьез размышляя, что делать. Она могла улететь в Сан-Франциско, пока Марк был в Греции, могла сделать аборт и стать свободной, но она согласилась со справедливостью всего того,
Итак, она будет в течение недели, закутавшись в этот бежевый шелковый кокон, ждать Марка, чтобы он отвез ее домой, где они снова смогут начать ту же самую жизнь, похожую на головоломку, которую они так и не смогли разгадать. При этой мысли она ощутила в себе прилив такого сильного страха, что вдруг ей безумно захотелось убежать отсюда. Она вылезла из кровати и, поборов в себе ощущение легкого головокружения, выпрямилась во весь рост и быстро оделась. Ей нужно выбраться отсюда, пойти прогуляться, подумать.
Она свернула на едва знакомые ей улицы, обнаружив там такие сады, парки и скверы, которые восхитили ее. Она сидела на скамейках и улыбалась прохожим, наблюдая за смешными маленькими старушками в скособоченных шляпках, стариками, играющими в шахматы, детьми, весело щебечущими друг с другом, молоденькими мамами, прогуливающимися с колясками взад и вперед. Да, молодые мамы — им всем было около двадцати или двадцати двух лет, но никак не тридцать семь. Дина наблюдала и отдыхала одновременно. Доктор советовал ей не переутомляться, прогуливаясь, делать остановки и отдыхать; погуляв, возвращаться домой и немного подремать, не пропускать время еды, не засиживаться допоздна, и тогда через несколько недель ей будет лучше. Она так и делала. Гуляя по Парижу, часто останавливалась и размышляла. О Бене. Она давно ему не звонила.
Было далеко за полдень, когда она наконец решилась зайти на почту. У нее не было больше сил не давать о себе знать. Она сообщила телефонистке номер и кивнула в ответ на удивленный вопрос: «L'Am'erique?» [83] Казалось, прошла вечность, пока она услышала его голос, хотя он ответил менее чем через минуту. Там было восемь утра.
— Ты спал? — Голос ее звучал напряженно, и это чувствовалось даже на расстоянии шести тысяч миль.
— Почти. Я только что проснулся. — Бен улыбнулся, усевшись поудобнее в кровати. — Когда ты возвращаешься?
83
Америка? (фр.).
Она с трудом закрыла глаза и, поборов навернувшиеся на глаза слезы, ответила:
— Скоро. — С Марком и его ребенком.Она почувствовала, как у нее в горле застрял комок. — Я очень скучаю без тебя. — Слезы начали беззвучно скатываться у нее по лицу.
— Не так сильно, как я без тебя, дорогая. — Он прислушался, пытаясь услышать что-то, что она не сказала, что-то, что он не понял. — У тебя все в порядке? — Он знал, что она еще переживает смерть Пилар, но в ее голосе чувствовалось что-то еще. — Как ты? Ответь мне!