Конец мрачности
Шрифт:
Рейнгейт твёрдо шагнул вперёд и резко вскинул меч, замах…
– Бон!!! Помоги!!! – истошно завопил Рюгус.
Во время божественного поединка я время от времени поглядывал на «свой бывший костюм», тот наблюдал за происходящим с едва заметной полуулыбкой на лице. Когда же его Покровителя ранили, Бон и бровью не повёл.
Однако стоило Рюгусу взмолиться о помощи (или же дать конкретный приказ?), его самый важный Последователь вскочил на ноги и остановил клинок Рейнгейта своим трезубцем.
– Прячешься за Адепта? – презрительно фыркнул Бог Всех Королей. – Как на тебя похоже… Вот только это не поможет тебе!
– Ты говорил… что я… недооценил тебя… – с трудом выдавил Бог Контроля, – вот только… вышло… наоборот… Ты думал… сможешь одолеть меня… пока я… ранен… Разумно… вот только… ах… фух… вот только… я не играю без девяток…
В самом начале своего пребывания в Зуртейне я бы не понял, о чём говорит Рюгус, однако потом я часто видел, как местные играют в кости, и даже сам играл с ними. У местных «кубиков» девять сторон. То есть девятка – максимальное число. Если адаптировать к речи «землян» слова Бога Контроля, получится что-то вроде «я не играю без козырного туза» (возможно, стоит добавить «в рукаве»).
Выражение лица Рейнгейта изменилось. Бог Всех Королей был очень удивлён тем, что его меч сдерживает какой-то человек. Как бы сильно ни давил Рейнгейт на клинок, трезубец Бона так и не дрогнул.
Но справедливости ради стоит отметить, что и у моего «бывшего костюма» не было сил, чтобы пойти в контрнаступление. Нашла коса на камень…
– Бон… малыш… я немного… отдохну… – пробормотал Рюгус и, зажимая рукой кровоточащую рану, с огромным трудом поднялся на ноги. – Рейнгейт… я правда… не желал тебе смерти… жаль… что ты не смог… жить вторым.
Бог Контроля начал падать, выставив перед собой руки. Он вошёл в спину Бону, точно ныряльщик, прыгнувший с вышки в водную гладь. Мой бывший костюм взмахнул трезубцем и откинул своего противника назад.
– Значит, ты не просто Адепт? – скривился Рейнгейт. – Он решил сделать для себя сосуд. Как это омерзительно. Недостойно верховного бога.
– Великий полагает, – ехидно ухмыляясь, произнёс Бон, вертевший в руках трезубец, – что такие понятия, как «достойно» или же «честно» – лишь глупые ограничения для самих себя, придуманные людьми. Для тех, кто стоит выше людей, неуместно использовать их. Ты считаешь себя верховным богом, но какой же ты верховный, раз мыслишь категориями смертных? Ты такой же, как и они, просто живёшь чуть дольше.
– Не учи меня, – прошипел Рейнгейт, – жалкий человечишка, проживший лишь мгновенье и возомнивший себя равным богам!
Как и раньше, Бог Всех Королей вскинул к небу свой меч. Как и раньше, в него ударил радужный луч.
Вот только Бон не собирался просто стоять и смотреть на своего противника. Бон сделал то же самое, луч разделился и второй его «хвост» ударил в трезубец.
Напитавшись энергией, бог и человек, внутри которого засел другой бог, бросились в бой. На миг движения Рейнгейта замедлились, я успел заметить, что Бог Всех Королей «увяз» в лиловом песке. И хоть бывший верховный бог мгновенно преодолел это препятствие, он потерял темп и не успел полностью защититься.
В тришуле Бона было сконцентрировано больше энергии, чем в мече его противника. Ну ещё бы, ведь Бон сражался не один, Рюгус неимоверно усиливал и без того могучего Адепта.
Меч Бога Всех Королей оказался разрублен, и три лезвия, пробив доспех, вонзились в сердце Рейнгейта.
Тот закашлялся, поднял полные ненависти глаза на своего противника, схватился рукой в латной перчатке за древко и…
Умер…
Бон стряхнул тело бывшего верховного бога со своего трезубца, как какой-то мусор. Посмотрел на него надменно и придавил павшего противника тяжёлым сапогом.
Тело Рейнгейта замерцало и начало медленно впитываться в подошву Бона, пока полностью не исчезло.
На этом «трансляция» закончилась и проекция рассеялась.
– Вот так вот, – устало развёл руки в стороны Глозейск и оглядел всех собравшихся. Выражения лиц богов и моей «фантастической четвёрки» были в основном задумчивыми, люди же и нелюди выглядели изумлёнными, а некоторые так и вовсе испуганными. – Ну, скажите мне, – продолжил Бог Знаний, – прав я был? Разочарованных зрелищем не осталось?
– Тот, кого считали сильнейшим из нас, пал, – глядя перед собой, медленно произнёс Карус. – Это…
– В это сложно поверить, – спокойно проговорила Хиллиса и замолчала. Спустя несколько секунд задумчивой тишины она добавила: – Но это факт.
– И всё же раненый Рюгус не смог с ним справиться в одиночку, – подала голос Мавия. – Это тоже факт.
– Раз уж вы решили перечислять очевидное, – усмехнулся Норидуэль, – то добавим главное из очевидного: Рюгус создал невероятно сильного бойца. Полагаю, практически всё своё свободное время Бон проводит на крыше Зуртарна, напитываясь энергией миров.
– Опасный боец, – задумчиво проговорил Бог Степей Тимирчин. – Прежде всего, для своего хозяина. Удержаться на таком коне непросто. Даже без помощи своего Покровителя он смог блокировать удар Рейнгейта. Уверен, этот Бон как минимум равен по силе раненому Рюгусу.
– А может быть, и превосходит его, – раздался тягучий голос из недр глубокого капюшона. Все присутствующие тут же повернулись к Старику. – Телом Бона долгое время управлял сильнейший из ныне живущих людей – Утер, – плавным движением рукава он указал в мою сторону. – Бону доступны те же силы, что и Утеру. Да, Утер гораздо лучше ими владеет, однако у Бона есть постоянный доступ к Зуртарну. Утер смог ранить Рюгуса. И теперь Бон мог бы его убить. Однако вместо этого предпочитает оставаться Адептом.
– Что ты хочешь этим сказать, Древний? – почтительно спросил Лаэнель.
– Что не стоит недооценивать Рюгуса. Рейнгейт уже поплатился за это, – произнёс Старик и замолчал.
Глава 2. Решение
Давящая тишина вновь подчинила себе главный зал шестой крепости, нарушить которую через некоторое время рискнул Глозейск.
– Полагаю, Древний хочет указать нам на то, о чём нельзя забывать. На стихию Рюгуса-гана – Контроль. Вот почему такой сильный человек как Бон-ган довольствуется вторым номером. Вот почему, в отличие от Рейнгейта, он сам не попытался прикончить раненого Рюгуса-гана. Я правильно понял, Древний? – обратился Глозейск к Старику.