Конец операции переход
Шрифт:
Он стоял спиной к свету и, как и раньше, она не смогла рассмотреть его лица. Зато она рассмотрела кровь, черную в лунном свете, обильно сочащуюся по черной же одежде, хотя он и зажимал рану в плече здоровой рукой. Еще она обратила внимание на широкий блестящий браслет на повисшей левой руке и берет со странной эмблемой, прочно сидевший на голове. И она не знала, что ей делать и кого больше бояться — пиратов, которые вполне могли убить ее, или этого человека, который убил двоих пиратов и, в принципе, даже не запыхался — рана была явной случайностью.
Между тем незнакомец тоже осмотрел ее с ног до головы и, по-видимому, составил свое мнение. Джейн даже поежилась, представив себе, что он видел — худощавую, смуглую от загара девчонку небольшого роста, с коротко, по-мужски постриженными рыжими
— Иди туда… Вниз… Тропа кончится — повернешь направо, в лес. Руку береги… — он поднял с земли окровавленный нож, — на, возьми, пригодится.
После этого он с заметным усилием шевельнул пальцами левой руки, и за его спиной зажглась цепочка невиданных фонарей. Яркий свет озарил склон и широкий уступ, плавно сбегающий вниз, явно вырубленный в твердом граните человеком. Незнакомец отступил в сторону, пропуская Джейн, и она, взяв у него нож, неуверенно пошла по тропе. Пройдя несколько шагов, она обернулась и увидела, что он смотрит ей вслед, но он сразу отвернулся, шагнул назад и… скала позади него расступилась. Незнакомец шагнул в зияющее отверстие, и оно бесшумно закрылось за ним. Это было столь невероятно, что Джейн не поверила своим глазам. Мотнув головой, чтобы согнать наваждение, она протерла глаза, но по-прежнему увидела лишь голый камень.
Со стороны тропы послышались голоса. Плюнув на непонятное событие, Джейн побежала прочь по уступу. Едва она успела сбежать вниз, как свет погас и теперь до самого рассвета никто не смог бы найти ее следов. Как ей и было сказано, она повернула вправо и через минуту густой лес поглотил ее.
Адмирал Волков был недоволен собой. Впрочем, недоволен — это мягко сказано. Точнее будет выразиться «он был разъярен и испуган». Впервые он почувствовал, как сильно он за четыре года потерял форму. Ничего удивительного в этом не было — Волков никогда не считал себя непобедимым рукопашником, а четыре года имея в противниках лишь пьяных моряков в портовых тавернах, да и то редко, трудно сохранить прежнее мастерство. Вдобавок он был недоволен своими действиями — выйти подышать свежим воздухом в такой ситуации, когда остров кишит людьми, мог только круглый идиот. Кроме того, он винил себя в том, что спас эту девчонку. Да за одно то, что она увидела корабли в северной бухте, ее положено было устранить, причем немедленно. В такой ситуации то, что она сорвалась с обрыва можно было считать подарком судьбы, но вот ведь незадача — сработал проклятый рефлекс. А потом, когда вылез… Это же уму непостижимо. Навалились старые воспоминания! Да кому они нужны, идиот? Кому нужны те, кого ты когда-то не смог спасти? Воспоминания — это твое, личное, а у тебя на руках флот. Если из-за своей сентиментальности ты погубишь все дело, то зачем было его начинать? Нет, надо исправить ошибку. Девчонку придется устранить, пиратов, которые сейчас безуспешно пытаются проникнуть на борт авианосца, тоже. С острова никто не уйдет живым!
Приняв это эпохальное решение, адмирал Волков решительно двинулся в командный пункт базы, на ходу поправляя наброшенный на плечи китель. Перевязанная рука болела, но на перевязь Волков ее вешать не хотел — в конце концов рана была пустяковая, нож лишь слегка повредил мышцы. Конечно, не увернись он тогда, то не пиратам, а ему пришлось бы лежать под скалой, а так — ничего страшного. От этой царапины переживаний больше, чем вреда…
Постепенно переведя таким образом мысли в более спокойное русло, Волков добрался до командного пункта уже в почти благодушном настроении. Переключив на себя камеры обзора он полюбовался великолепным разноцветным попугаем, сидевшим на ветке прямо перед объективом, потом понаблюдал за пиратами, которые не только сумели наконец преодолеть препятствие в виде высоких бортов корабля но даже успели сломать несколько ножей, пытаясь открыть один из люков. Потом он включил микрофоны и послушал, о чем они разговаривают, но ничего кроме ругани, из которой, к своему удивлению, сумел узнать несколько новых слов, не услышал. Зато он впервые увидел капитана пиратов и с интересом отметил, что Лысый Джек — фигура весьма колоритная. Мало того, что пират, как и положено истинно-народному вожаку, имел мощную фигуру и длинную шпагу, он еще был весьма добротно одет — в настоящий, хотя и потрепанный капитанский мундир с золотыми эполетами. На голове у капитана была треуголка, которую он время от времени снимал, чтобы утереть пот с обширной лысины. Эта лысина весьма заинтересовала Волкова как врача и, усилив до предела разрешение камеры, он пришел к выводу, что лысина эта благоприобретенная. Скорее всего, в детстве капитану чем-то обожгло голову, да так, что волосы на ней уже больше не росли.
Когда Волкову надоело слушать ругань по поводу очередного сломанного кинжала, он переключил камеру на поиск, но девчонки так и не нашел. Подумав, он отдал приказ компьютеру на поиск и через несколько секунд перед ним были последние кадры, на которых она фигурировала. Как оказалось, она точно следовала его приказу и шла прямо к лесу. Вот она входит в лес… а навстречу ей бесшумно выходят двое.
Что ж, хорошее решение проблемы. Адмирал откинулся в мягком кресле, потянулся и крякнул от удовольствия. Потом вдруг задумался, и хорошее настроение мгновенно улетучилось.
Он не был святым. Самому отъявленному местному душегубу и не снилось столько трупов, сколько было за спиной Волкова. Однако и у него был свой кодекс чести, которому адмирал следовал неукоснительно. И в этом стихийно возникшем еще в студенческие годы кодексе был один пункт: не предавать. За всю свою жизнь он сделал много хороших дел, еще больше плохих, но никогда и никого он не предавал, за исключением, может быть, одного случая, но тогда он не был в этом виноват… Или был?… Черт знает. Все равно не забыть. А теперь получается, что эту… как ее там… не важно. Главное, что она пошла туда, куда он ее послал, и нарвалась на засаду. Значит, это он ее подставил, хотел он этого или нет.
Все это он додумывал уже на ходу, застегивая бронежилет и проверяя пистолет. Почти бегом он добрался до выхода, стремительным броском добрался до леса и растворился в нем, как умели только они, разведчики морской пехоты…
Глава 2
…Ах как он бьет рукой, наш Вася,
И никуда не убежит негодник никакой,
Ах как он бьет ногой, наш Вася…
Зло ругаясь, пожилой тщедушный пират нажал на спину Джейн коленом и потуже затянул веревку, практически сведя ей вместе плечи, когда сзади раздалось:
— Слушай, ей же больно. У нее рука повреждена, а ты ее вон как…
Голос был слегка хрипловатый, незнакомый, но мыслимое ли дело помнить голоса всех ста шестидесяти семи членов экипажа? Естественно, пират даже не обернулся, лишь выругался сквозь зубы и ответил:
— Мне наплевать, что с ней. Я бы, если бы не капитан, вообще бы ее убил.
— За что?
— Да за то, что она грохнула Дика и Длинного — вон его нож, у нее нашли, весь в крови. Думаешь, это ребенок?
— Да нет, девочкой ее уже не назовешь. Сколько ей лет?
— Не знаю и знать не хочу. Знаю только, что это не ребенок — это ураган, тайфун. Только я отвернулся, смотрю — веревка перетерта. Пока скручивал, она мне все руки искусала, да еще башмаком по роже попала — смотри, весь глаз заплыл.
Пират повернулся, чтобы показать заплывший глаз, и увидел перед собой совершенно незнакомого человека в пятнистой зеленой одежде. От удивления его заплывший глаз стал почти нормальных размеров, но лишь на одно мгновение — потом этот глаз соприкоснулся с тяжелым кулаком и заплыл окончательно.