Конец ордена
Шрифт:
Со второго этажа раздавались звуки ругани и увесистых шлепков. Он бросился туда и застал сцену, которая при других обстоятельствах могла бы показаться даже забавной. В гостиной стояли навытяжку два мордоворота-охранника, а сухенькая старушка, восьмидесятилетняя мать Пчелки, изо всех сил лупцевала их по откормленным щекам и, захлебываясь слезами, приговаривала:
— Не уберегли!.. Крошку мою не уберегли!.. Красавицу мою!.. Мало вам платили?.. Мало себе рожи отъели на ее харчах?.. А вы не уберегли, говнюки!.. — При каждом слове отвешивала по хорошей
Когда старушка немного выдохлась и на миг перестала их лупцевать, один из охранников, с белыми, как у альбиноса, волосами, проныл:
— Так-ить у самой двери стояли, не отходя…
— А из комнаты она ж сама выгнала, — вставил другой, чернявый. — И на засов заперлась… Кто ж знал?..
Старушка после их слов обрела новые силы и стала хлестать по их бульдожьим рожам с удвоенной частотой.
— Кто знал?.. Кто знал?.. Вам за что, дармоедам, деньги плотят? Чтоб знать?.. Вам плотят – охранять!.. А вы – не уберегли!..
Все было Виктору Арнольдовичу ясно: Пчелки уже нет в живых. Оставалось лишь узнать, как это проделано. Подойдя сзади, он спросил:
— Где она?
Старушенция обернулась и тут же, разрыдавшись, повисла у него на шее, запричитала:
— Убили крошку мою, красавицу!.. Звери!.. А эти дармоеды… Не уберегли…
Она было собралась возобновить мордобой, но Серебряков придержал ее и гаркнул на охранников:
— Почему входная дверь открыта?!
— Так это ж – потом, — проговорил белобрысый.
— Потом открыли – когда искать выбежали, — подтвердил чернявый. — Того, кто убил… Никаких следов…
— Следопыты …ные!.. — основательно отвесив ему, вставила старуха.
Виктор Арнольдович поспешил упредить новую серию оплеух – не столько было жалко этих охранников, сколько времени.
— Где она? — спросил он.
— Там… — Старушенция повела его в коридор, выходивший из гостиной.
Охранники с лицами, ставшими от побоев совершенно красными, уныло побрели следом.
Сразу же в коридоре Серебряков увидел, что дверь в одну из комнат выломана и висит на одной петле. Под дверью валялся выбитый из гнезд засов.
— Здесь… — буркнул чернявый.
— Главное – никаких звуков не было… — добавил белобрысый. — Видите, на засов было заперто. А мы вот тут стояли… Она, как вам позвонила, так сразу нас с Вальком выгнала и заперлась…
Значит, Пчелка все-таки вняла ему и приняла какие-то меры предосторожности.
Виктор Арнольдович вошел в просторную, хорошо обставленную в стиле ампир спальню и увидел…
Пчелка, бездвижная, лежала на полу. Один глаз она прикрывала рукой. А между пальцев у нее торчала глубоко вонзенная в глаз вязальная спица, примерно такая же как та, которой нынче убили Головчухина. Никаких следов борьбы Серебряков не узрел. Смерть явно произошла практически мгновенно, Пчелка лишь успела напоследок дернуть руку к этой спице.
Он огляделся. Оба окна были заперты. И дверь, по словам эти оболтусов охранников – изнутри на засов. Пчелка находилась в глухо запертой комнате и, судя по разложенным на столе перед трюмо картам, в ожидании его, Виктора Арнольдовича, спокойно себе раскладывала солитер. Как же это могло произойти?..
— Что сделали!.. Что сделали с красавицей моей!.. — причитала старуха. — А вы!.. Дармоеды, засранцы!.. — Опять сзади послышались звуки оплеух.
Теперь Серебряков не обращал на это внимания, он думал о своем. Что Пчелка собиралась ему сообщить? Что именно – уже не узнает никто. Однако скорее всего – что-то связанное с Наташей. Наверно, Пчелкины "бабочки" все-таки где-то обнаружили ее. Да, скорее всего именно так. За что она и поплатилась жизнью.
Но все же – как это могло произойти? Как убийце удалось выскользнуть отсюда? Получалось убийство в запертой комнате, какое бывает только в самых хитроумных детективах. Кажется, он когда-то читал один такой. Да, у Гастона ле Ру. [22] Там автор провел читателя через длинный роман, чтобы в конце дать разгадку, казалось бы, как и в данном случае, совершенно невозможного.
22
Имеется в виду роман Гастона ле Ру "Убийство в закрытой комнате"
Сейчас это уже не имело значения, но Виктор Арнольдович все-таки решил во что бы то ни стало распутать хотя бы этот клубок – как-то хоть уравняться в сообразительности со своим противником. В том, что и это дело рук Колобуила, сомнений у него не было.
Итак… Пчелка спокойно раскладывала пасьянс. Но вдруг что-то ее оторвало от этого занятия. Столик у одной стены спальни, а Пчелка лежит у другой. Что могло заставить ее подойти туда?
— Что там? — спросил он, указывая на стену, увешанную ковром, у которой лежала покойница.
Старуха прервала свое занятие – отвешивание пощечин – и, всхлипнув, отозвалась:
— Гостевая…
Виктор Арнольдович вышел и попытался открыть соседнюю дверь. Она была заперта.
— Откройте, — приказал Серебряков.
Чернявый поспешил выполнить приказание.
Взору Серебрякова предстала вторая спальня, тоже превосходно обставленная, с таким же, как в Пчелкиной, ковром на стене. Однако здесь окно было открыто настежь. Виктор Арнольдович спросил:
— Давно сюда заглядывали?
Охранник удивился:
— Чего заглядывать, когда там никого? Уже две недели никто не гостевал.
— А окно и раньше было открыто?
Тот почесал в затылке.
— Да вроде… Не помню…
— Не помнит он, не помнит ни хрена! — вновь накинулась на него старуха. — Только жрать он помнит да девок щупать! — и поскольку белобрысый предусмотрительно стоял чуть поодаль, принялась отвешивать пощечины обеими руками теперь уже одному чернявому.
— Не помню, ей-Богу, не помню!.. — жалобно ныл он. — Неделю сюда не заходил…