Конец ордынского ига
Шрифт:
Как государственного деятеля Белинский ставил Ивана III выше Петра I, считал характерной особенностью России «обилие в таких характерах и умах государственных и ратных, каковы были Александр Невский, Иоанн Калита, Симеон Гордый, Дмитрий Донской, Иоанн III»; «Иоанн III, которого не без основания некоторые историки называют великим», не только обнаружил «твердую волю, силу характера», но и был «гением в истории». Понятие «гения в истории» Белинский расшифровывал так: «В какой бы сфере человеческой деятельности ни появился гений, он всегда есть олицетворение творческой силы духа, вестник обновления жизни. Его предназначение — ввести в жизнь новые элементы и через это двинуть ее вперед на высшую ступень. Явления гения — эпоха в жизни народа. Гения уже нет, но народ долго еще живет в формах жизни, им созданной, долго — до нового гения. Так, Московское царство,
Возражая против распространенного в исторической литературе мнения о «смирении» и «мирном характере» московских князей, Белинский писал: «Иоанн Калита был хитер, а не смирен; Симеон даже прозван был «гордым», а эти князья были первоначальниками силы Московского царства. Дмитрий Донской мечом, а не смирением предсказал татарам конец их владычества над Русью. [127] Иоанн III и IV, оба прозванные «грозными», не отличались смирением...» {209} .
А. И. Герцен в работе «О развитии революционных идей в России» признавал историческую обусловленность и прогрессивность государственной деятельности Ивана III. «Необходимость централизации была очевидна: без нее нельзя было ни свергнуть монгольское иго, ни спасти единство государства... Москва спасла Россию...» {210} .
Попытку позитивно оценить действия Ивана III в событиях 1480 г. предпринял в 1867 г. историк Г. Карпов, автор труда «История борьбы Московского государства с Польско-Литовским». Г. Карпов первым представил действия Ивана III в 1480 г. как определенную стратегическую линию, объясняя их военной целесообразностью, первым обратил внимание на «враждебный к Ивану III» характер летописных текстов, их тенденциозную окраску. В частности, он считал недостоверными летописные известия о вторичном возвращении Ивана III из войска в Москву, которые давали повод для обвинения его в нерешительности и трусости {211} .
С точки зрения военной целесообразности пробовал анализировать события 1480 г. и Н. С. Голицын. По его мнению, Иван III «принял меры, которые нельзя не одобрить, хотя они, кажется, недостаточно оценены современниками»; причем «эти мудрые меры Иоанна имели полный успех», даже «без особых пожертвований с его стороны и подвержением себя неверным случайностям битвы с Ахматом». В целом, по мнению Н. С. Голицына, в войне с Ахмед-ханом «обнаружилось явное торжество Иоанна и его мудрой политики осторожного образа действий». Н. С. Голицын решительно отводил обвинения в трусости, которые предъявляли великому князю тенденциозные летописцы и следом за ними историки. Он писал: «медление и выжидание его возбуждали в Москве все большее недовольство, если и понятное с одной стороны, то несправедливое с другой. Иоанну вменяли в слабость, нерешительность, даже боязнь и страх — то, что, напротив, изобличает в нем большую твердость в исполнении задуманного им, но непонятого общим мнением» {212} . Но выводы Н. С. Голицына не нашли отражения в обобщающих сочинениях по отечественной истории.
Первое специальное исследование по интересующему нас вопросу, проведенное- в XX в., принадлежит [128] А. Е. Преснякову. В работе «Иван III на Угре», опубликованной в 1911 г., он подчеркивает огромное историческое значение свержения ордынского ига: «1480 год — критический момент в выступлении Москвы на более широкое историческое поприще... Москва становится суверенным, самодержавным — в исконном смысле этого слова — государством, сметая последние черты "улуса" татарского». А. Е. Пресняков указывает на то, что «фактическая сторона событий 1480 г. приобретает особый интерес для историка», и впервые делает попытку источниковедческого анализа летописных текстов. Исследованием этой источниковедческой стороны дела он и ограничился, оставив воссоздание действительно картины военных событий 1480 г. будущим историкам {213} .
Исследования Г. Карпова, Н. С. Голицына и А. Е. Преснякова действительно выделили основные направления дальнейшей разработки проблемы: критический анализ летописного материала и объяснение событий 1480 г. с точки зрения военной целесообразности. Советские историки высоко оценивают государственную деятельность
В. Снегирев, автор научно-популярной книги «Иван III и его время» (1942), увидел в Иване III выдающегося военного деятеля своего времени. При отражении нашествия Ахмед-хана он действовал «с разумной осторожностью»; несмотря на нападки своих политических противников, «сохранял полное спокойствие», «не увлекаясь перспективой блестящей битвы, проявил необычайную выдержку характера» и «предоставил хану риск наступления». В результате «торжество Ивана Васильевича было полное, его тактика оказалась правильной: хан был побежден без великой битвы. Современники, не поняв соображений, которыми руководствовался Иван, несправедливо обвинили его в трусости. Он, правда, был очень осторожен в своих действиях и всегда опасался каким-
либо неосмотрительным шагом нанести ущерб начатому делу, но своей осторожности он никогда не простирал до того, чтобы упустить существенный успех. Нельзя также подозревать Ивана в недостатке личного мужества: мы уже видели, что детство его и отрочество прошло в суровой военной обстановке, а позднее, совершая несколько больших походов, он лично стоял во главе своих войск, разделял с ними все опасности и сам руководил военными операциями» {214} .
Примерно так же оценивал поведение великого князя Ивана III осенью 1480 г. Д. С. Лихачев: великий князь «с холодной молчаливостью презрел крикливые обвинения в трусости и в забвении интересов народа» {215} , его действия не были в достаточной мере поняты современниками.
Решительно отметал обвинения Ивана III в нерешительности и трусости К. В. Базилевич. Он указывал, что «такой взгляд на поведение Ивана III, сложившийся под влиянием враждебной ему повести о приходе Ахмед-хана, нам представляется совершенно несправедливым». В тактике великого князя К. В. Базилевич видел разумную осторожность и возражал против версии о вторичном возвращении Ивана III в Москву, которая послужила основным доводом для обвинения великого князя в трусости. «Не заслуживающим доверия представляется сообщение "повести" о враждебной встрече Ивана III, якобы устроенной московским населением и "духовным отцом" великого князя архиепископом Вассианом» {216} .
Научная критика враждебных Ивану III летописных версий является несомненной заслугой К. В. Базилевича. Однако в Иване III он прежде всего видел выдающегося дипломата и в своих исследованиях почти не касался разбора его военной деятельности.
В 1955 г. появилась большая статья П. Н. Павлова «Действительная роль архиепископа Вассиана в событиях 1480 г.». П. Н. Павлов отмечал, что «в советской исторической литературе летописные рассказы о событиях 1480 г. по существу не подвергались исследованию, поэтому вопрос о роли архиепископа Вассиана не был пересмотрен и обычно освещается в духе летописной традиции». «Послание» Вассиана, считает Павлов, не свидетельствует ни об его «нейтралистских настроениях», ни об его патриотизме. «Есть основания считать Вассиана выразителем интересов церковной и светской феодальной [130] верхушки», которая настаивала на генеральном сражении с Ахмед-ханом без учета военной обстановки. «Это желание Вассиана и всей московской группы высших церковников объективно совпадало с интересами внешних врагов страны... Кровопролитная битва... была бы на руку Литве и Ливонии, а также мятежным братьям Ивана III, так как даже при благоприятном для русской армии исходе не могла не ослабить военные силы Русского государства... Вассиан не мог не понимать, что тяжелая борьба... невозможна без объединения всех русских сил, и рассчитывал, что во имя этого объединения великий князь пойдет на уступки феодальной знати». П. Н. Павлов считает организацию обороны страны от Ахмед-хана заслугой прежде всего самого великого князя Ивана III, который победил «в результате блестяще проведенных военных и дипломатических мероприятий» {217} . Насколько нам известно, эта аргументация не опровергалась в исторической литературе.