Конец прекрасного принца
Шрифт:
— Под звон бокалов! — послышался уверенный голос директора.
И все заскрипели пластиковыми стаканчиками.
В руках Нади тоже плескался пластиковый стаканчик. Она была немного пьяной и очень хотела домой.
Девушка сделала еще один глоток. И поняла, что ей дико хочется позвонить бывшему.
Музыка гремела. Мимо нее, пританцовывая, словно хочет в туалет, проплыл Гена. Гена не смотрит на рабочем месте порно. Он проверяет, не изменился ли секс за то время, пока он им не занимался.
Вместо одного номера
— Забери меня, — вздохнула Надя. Она пила очень редко. Поэтому и звонила бывшим тоже редко.
— Откуда? — спросил сонный голос.
— Вот так всегда, — философски вздохнула Надя. — Одни отговорки.
И положила трубку.
Завтра она превратиться в гордую и неприступную. И ей будет очень стыдно смотреть последние вызовы.
— Работа — наше все! Мы горели, горим, и гореть будем! Поэтому мы установили камеры наружного видео наблюдения. Если еще раз нас подожгут! — продолжал директор.
Он не обращал внимания на музыку. Коллектив давно уже не обращал внимания на него.
— Иииии! — визжала бухгалтерия, прыгая, как дети на батуте. — Давайте, бабоньки! Когда еще так попляшем! Ииии!
Они пытались затащить Надю в круг. Надя протестовала и упиралась всеми каблуками. Она была очень скромной. И не хотела всемирной славы в эпоху камер на каждом телефоне.
Вскоре ее бросили. И как бы сказали: «Так и умрешь в безвестности! Тебя не пригласят на ток-шоу. И не заставят повторить пьяный танец!».
Рассыпались бутерброды со стола. Их переловили всех до единого. И съели.
Потом уронили стенд «Блю вота — путь к оздоровлению орга…зма!». Чьи-то хищные хулиганские ногти соскребли две буквы. Надя посмотрела на свои ногти и выковыряла липкую букву. Это была маленькая месть за не полученную премию. И гениальный маркетинговый ход.
— А всех наших милых дам, — продолжал директор. Микрофон визжал и требовал прекратить. — Мы поздравляем с наступающим праздником … восьмым марта!
Генеральный директор рифмовал «весна и красота», «мимозы и морозы», «поздравляем и желаем». И Наденька начинала понимать, за что поэтов иногда убивали на дуэлях.
Рядом уже шуршали тюльпаны в «целлофане».
— С праздником!
В руки Нади сунули один темный тюльпан с облетевшим лепестком. И дешевые колготки. На два размера меньше, чем нужно. А потом каждой вручили огромную тяжеленую статуэтку Купидона на пушечном ядре. Похожую на надгробие. Особое сходство с надгробием придавала надпись: «Любовь».
Где-то в ООО «Жуткие статуэтки на подарок» сегодня тоже праздник. В честь оптовика, купившего сразу шесть штук.
Никто ничего не понял, но все хлопали.
Надя чувствовала, что пора ехать домой. Иначе завтра ей будет очень стыдно.
Она смотрела на себя в туалетное зеркало. Такое чувство, словно взяла глаза на прокат у совы. Еще немного и Надя будет похожа на свою фотографию в паспорте. А это недопустимо для женщины!
А еще она вылила остатки шампанского в туалет. Если в глубинах канализации живут монстры, они тоже заслужили праздник!
За дверью звучала соблазнительная музыка. Под нее обычно танцуют неприличные танцы с раздеванием.
Где-то на середине песни раздался грохот.
— Татьяна Константиновна! Вы в порядке? — послышались озабоченные голоса. — Вы не ушиблись! Вот, присядьте. И кофточку накиньте, а то дует! Куда лифчик улетел? Эй! Гляньте за кулером! Принесите воды! Таблетку запить! Нет, давление померить нечем!
Надя никогда не висла на директоре. На нем и так висели долги за предыдущее предприятие, двое детей, стерва — жена и стерва — любовница. Надя не закусывала коньяк влажными салфетками. Не прививала слушателям ненависть к караоке. Не танцевала за весь народный ансамбль, включая гармониста и медведя. Не ела бутерброд вместе с зарплатной ведомостью. Ее не несли пьяную в такси вперед каблуками.
По признанию коллег, Надя совсем не умела пить. И была невыносимо скучной. Поэтому на корпоративы ее звали редко.
В гулком пустом офисном центре слышалось неуверенное цоканье и шелест. Наде хотелось исчезнуть быстро и бесследно. Как деньги в кошельке. Только еще быстрее!
Надя пыталась вызвать такси, чтобы ехать домой.
Она где-то потеряла колготки. Но несла общипанный тюльпан и огромную статуэтку. Она поставит ее на балконе. Голубей пугать.
— А машинку можно? — спросила Надя, выходя с купидоном на улицу. — К офисному центру «Амулет». Со стороны похоронного агентства «Грустный мебель». Ехать до Чернова шестьдесят один… Эм… Квартира… двадцать два.
Надя моргнула после слова: «Ждите. Сейчас подъедет!». И успокоилась.
В городе уже пахло весной. Неуловимо и сладко. Капали сосульки и зарплата. Таяли снег и надежды на премию.
Наде хотелось срочно в кого-нибудь влюбиться. Прямо с размаху. В лепешку. Что ни на жизнь, а на смерть. До лета. А там как пойдет.
Душа просила драйва. Ей хотелось приключений. Дерзко ограбить банк, прыгнуть с парашютом. Или просто вовремя не заплатить кредит.
Что-то было в воздухе бодрящее. Поэтому Надя вдыхала его полной грудью. И куталась в черный плащ.
Но больше всего Наде хотелось снять дурацкое черное платье в пол.
В нем она чувствовала себя стреноженной лошадью. Оно безбожно жало в коленках.
С таким платьем в комплекте должен продаваться сильный мужчина. Который будет носить тебя на руках по лестнице. Туда и обратно. В этот момент можно нежно называть его «Мой Лифт» и благодарно целовать в щеку.
Но, видимо, продавец пожадничала. И оставила сильного мужика себе. А Наде продала только платье не полной комплектации.