Конец прекрасной эпохи
Шрифт:
– Вот я и говорю! Из масла сенека можно получать н-нечто вроде спирта, - Мерцлов покачнулся на стуле, - п-процесс перегонки Саллимана... В-вот, - он опять зарылся в сюртуке, и, наконец, извлёк из потайного карманчика пробирку, положил на стол, после чего, свесив подбородок на грудь, тихо поник.
– Алкоголь и расстроенные нервы, - констатировал Остензон, - нельзя же так... А историйка интересная.
Он взял пробирку. На дне её виднелась прозрачная жидкость.
– Любопытно, любопытно... Эй, милейший! Огня!
Появился половой, услужливо щёлкнул серебряной электрозажигалкой.
– Нет, не так...
– досадливо поморщился Лев Генрихович.
– Принеси блюдце и свечу.
Всё затребованное тут же появилось, как по мановению ока.
Остензон, сопя, раскупорил пробирку и вылил немного содержимого на блюдце. По комнате пополз резкий, неприятный запах.
– Н-да, спирт, по крайней мере, на нюх привычней... Посмотрим, "акула" наклонил свечу над блюдцем, и тут же отпрянул - хлопнуло прозрачное пламя, вздулось над столом шаром, и через короткое время опало.
Лев Генрихович тщательно осмотрел блюдце. Потрогал пальцем.
– Ни малейшей копоти, - заключил он.
– Очень интересно.
Мерцлов подрёмывал, свесив голову на грудь. Похоже, нервическое напряжение его окончательно вымотало.
Крекшин опять ощутил то самое смутное беспокойство, которое так досаждало ему до начала разговора.
– Знаешь что, - решился он, наконец, - ты же знаешь, у меня есть нюх...
Остензон кивнул: нюх у Ипполита Мокиевича и в самом деле наблюдался.
– Так я что... Знаешь, вот я тебе скажу. Денег на этом сделать можно. Очень хорошие деньги, чую. Но... не нравится мне это дело. Вот не нравится, и всё тут.
Лев Генрихович, откинувшись на стуле, рассмеялся, показав меленькие белые зубы. "Действительно акула", - подумалось Крекшину, "этот своего не упустит".
– Чудак ты, Крекшин! Неужели я буду иметь дело с этим прохвостом, когда он нам всё сам же и сдал? Да ни копейки я ему не дам, сам займусь... Кстати: давай вложимся вместе в предварительное исследование. Если масло сенека можно перегнать до чего-то вроде керосина или спирта, может случиться неплохой барыш...
Крекшин почти не слушал. Он физически ощущал непонятную тяжесть, нависшую над головой. Очень далеко - за гранью человеческого слуха - что-то ревело и грохотало. Лязгали гусеницы, тоненько пели моторы бомбовозов. Земля дыбилась и стонала от взрывов, и дым заволакивал мир. А из аравийских песков всё новыми и новыми фонтанами взлетала к небу чёрная Кровь Войны.
– Не буду участвовать, - набычился Крекшин.
– Не знаю почему. Богородица не велит, вот.
Илья Григорьевич Мерцлов неожиданно поднял мутные глаза на собеседников.
– В-вы ещё... того... пож-жалеете, - сказал он, прежде чем окончательно отключиться от действительности.
– Экий он хлипкий...
– Остензон с брезгливостью посмотрел на журналиста и литератора.
– Ладно, ты как хочешь, - обратился он к купцу, а я попробую. Попытка - не пытка. В конце концов, - добавил он задумчиво, я ничем не рискую.