Конец Сезона Ураганов
Шрифт:
А потом Якуб вспомнил все, что произошло вчера, и застонал. Он вскочил и бросился к пруду. Из воды глядело все то же чужое лицо с длинным носом. «Я – чужак в своем городе, – подумал он. – Я – есть, и меня в то же время – нет. Вернее, я есть – для себя самого. Но меня нет для других. Вернее, я есть, но я для них – не я, а кто-то другой. Если я утоплюсь, то для них ничего не изменится. А для меня изменится все. Вернее, я уже никогда ничего не смогу изменить – ни для них, ни для себя… Как сладко пахнет эта Mellius еssetа! Сейчас самое время ее собирать и сушить. Через несколько дней она отцветет».
Якуб отряхнул одежду, пригладил волосы, плеснул в лицо
Но Якуб был уже далеко.
Вспомнив, что не ел уже сутки, Якуб купил горячую лепешку, сел на краю Рыночной площади, и, отвернувшись лицом к стене, стал есть, отламывая маленькие кусочки.
За его спиной беседовали двое мужчин:
– … метнул блюдо с верширскими колбасками в за обедом он попробовал суп с красными клецками, скривился и отодвинул тарелку. А раньше так любил этот суп, что готов был есть его дважды в день. Бараньи котлеты пожевал, сказал, что жестковаты, но все-таки съел две штуки. И это при том, что мы подали их с его любимым Майенским соусом. Кстати, запасы соуса кончаются, a как его готовить никто не знает – он почему-то скатывается в комки при нагревании. А вечером, за ужином, его светлость стену.
– Хорошо, что в стену, – заметил другой голос.
– Ну, он метил в младшего повара, но тот увернулся. Его светлость долго орал, что над ним издеваются и подсовывают безвкусные колбаски. Потом кричал дворецкому, что всю кухню надо разогнать и выписать заморских кулинаров.
– Это обойдется дорого и займет много времени. К тому же, нет гарантии, что им удастся его ублажить.
– Что ты думаешь делать?
– В полдень глашатай объявит на Рыночной Площади о конкурсе поваров. О результатах доложим дворецкому.
– Н-да… Найти замену Марвину будет не просто. А что герцогиня?
– Ее светлость пока довольствуется свежей клубникой, посыпанной вафельной крошкой – Марвин наготовил эту крошку впрок. Надо только следить, чтобы она не отсырела. Но герцогиня все мечтает о торте, который Марвин назвал ее именем… тот самый, с сухими вишнями и взбитыми сливками.
– Марвин оставил рецепт?
– Конечно. Дворецкий велел двум кондитерам испечь этот торт в пятницу – это будет день рождения ее светлости. Но кондитеры дрожат от страха, что у них не получится как у Марвина. А страх, как ты знаешь, плохой помощник. Повар, как и любой мастер своего дела, должен быть спокоен и уверен в себе. Я решил дать кондитерам выходной в четверг. Пусть наберутся сил. А в пятницу встанут в пять утра и начнут печь торт…
Якуб поспешно дожевал лепешку, повернулся к ним и сказал:
– Прежде чем добавить сухие вишни в тесто для торта «Герцогиня Фейерленда», их нужно замочить в коньяке. А испечь коржи нужно накануне вечером, переслоить взбитыми сливками и обложить форму льдом – они должны пропитываться кремом несколько часов. Вынуть за час перед подачей. Надеюсь, в ваших подвалах сохранился лед? Мясо для верширских колбасок положено несколько часов мариновать в белом вине, прежде, чем измельчить. И не фарш делать, а рубить вот такими кусочками, – он показал ноготь. – А для Майенского соуса понадобится травка Rhus cornuta. Ее лучше собирать в конце лета. Но, возможно, у вас на кухне есть запасы.
Двое мужчин уставились на него. Потом переглянулись. Потом опять уставились на Якуба.
– Вы повар? – спросил один из них.
– Да. Причем один из лучших, – сказал Якуб, сам поражаясь своей смелости, и уверенно добавил: – Лучший в мире. Меня зовут Якуб Кох и я только сегодня прибыл в Фейервилль.
Тут Якуб порадовался, что успел купить плащ из дорогой ткани – в нем он выглядел респектабельно. Имя он назвал свое, но фамилию придумал на ходу.
Мужчины – а это были закупщик провизии и управляющий кухней герцога – попросили Якуба немного подождать и стали совещаться. До него донеслись обрывки разговора. Закупщик утверждал, что их поднимут на смех, если они приведут во дворец этого носатого коротышку. А управляющий кухней говорил, что ситуация настолько отчаянная, что подобный шанс упускать нельзя и – кто знает – может, святая Инеус все-таки услышала их молитвы, а пути ее непостижимы – и никто не знает, почему ответ на молитвы пришел в виде этого уродца. Наконец они пришли к соглашению и вернулись к Якубу.
– Видите ли, господин Кох, – обратился к нему управляющий кухней, – неделю назад главный повар его светлости, Марвин Тольц, ушел на заслуженный покой после сорока лет службы на дворцовой кухне – он был поваром еще при старом герцоге, отце нынешнего. Марвин уже был стар – у него дрожали руки – ему стало тяжело работать на кухне, особенно в жаркие дни. Последний год он почти не готовил, и, по просьбе герцогской четы, только наблюдал за работой других поваров и обучал их всяким премудростям. Он покинул дворец на той неделе и с тех пор герцог все время недоволен едой. Повара стараются изо всех сил, готовят по оставленным им рецептам, но у них не получается так, как у него.
– У меня получится лучше, чем у Марвина, – заявил Якуб. – Приведите меня на дворцовую кухню и вы сами в этом убедитесь.
Конечно, когда Якуб в сопровождении этих господ появился у ворот дворца, к ним сразу выбежал помощник дворецкого и радостно закричал: «Ой, как здорово! И как вовремя! Этот малыш – просто клад! Новый шут – как нельзя более кстати!» Узнав, что Якуб претендует на место повара, помощник дворецкого громко рассмеялся: «Да он же до плиты не достанет! – сказал он. – И как бы он ни готовил, а смешить все равно сможет лучше!»
Примерно так же его встретили и на дворцовой кухне. Дружный хохот поваров сопровождал Якуба все время, пока он переодевался, мыл руки и проверял наличие нужных специй в кладовой. Закончив приготовления, Якуб повернулся к главному повару и сказал:
– Для супа с красными клецками мне понадобятся говядина, лук-порей, картофель, свекла, мука, яйца, соль, оливковое масло, чеснок, острый сыр и зелень петрушки. Специи я подберу сам.
Повара тут же замолчали в удивлении. Этот суп считался фирменным блюдом герцогской кухни и его рецепт держался в тайне. Молчали они и все время пока Якуб работал, только иногда многозначительно переглядывались. Его движения были настолько точными и размеренными, что сразу было видно мастера.