Конец света для одной души
Шрифт:
Семен подложил под голову что-то твердое, поит меня жидкостью и безвкусное питье не вода. Я уже вовсю давлюсь, захлебываюсь, обливаюсь вся, а он продолжает насильно вплескивать его в рот.
Погоди! Постой! Дай немного отдышаться!
Сомкнув губы, стискиваю зубы. Он зажал мне нос и опять приходится с трудом глотать, снова и снова. Нож все еще внутри, я его ощущаю. Он подрагивает с небольшими интервалами в такт с сердцем. Мне совсем не больно, только очень хочется избавиться от неприятного инородного тела, но не могу пошевелиться.
Сколько
Мне кажется очень долго.
Семен начал манипуляции. Понемногу вытаскивал нож, далее я пила жидкость, затем небольшая передышка. Потом процедура повторялась вновь и так несколько раз. Иногда он раздвигал пальцами веки, внимательно осматривал фонариком глаза, промывал их этим же раствором. Говорил, чтобы я моргала почаще.
Уже наступила ночь, а мне совершенно не холодно.
Я ничего не испытываю.
Только под утро он перенес меня в свою машину.
Мой мозг начал вытворять чертовщину, напропалую химерить в режиме нон-стоп. Искаженные до неузнаваемости цветные картинки и зарисовки менялись со страшной быстротой. Вот появилась галерея иллюстраций незнакомых мест. Они проносились перед взглядом и я ничего толком не успевала рассмотреть.
— Заснеженные горы и белые двухэтажные здания в низине. Как там должно быть студено и свежо в молочной белизне. Морозн…
— Вж-ж-жик. Проехали.
— Высокий, сверкающий алмазными брызгами водопад, стремящийся почему-то вверх. Как странно. Необыч…
— Вж-ж-жик…
— Серый океан, неподвижно-зависнувшая прозрачная волна с шапкой воздушной пены. Красиво. Очен…
— Вж-ж-жик…
— Накренившаяся кокосовая пальма. Вот-вот растительная высотка со светло-зелеными орехами грохнется прямо на меня. Сейч…
— Вж-ж-жик…
— Много разного неба всех оттенков, особенно золотисто-вечернего, закатного. Нравится. Непередаваемое зрели…
— Вж-ж-жик…
— Чья-то торжественная свадьба. Народа мало. Влюбленные и радостные невеста с женихом. А свидетель утирает слезы. Чего сегодня то плакать, раньше надо было отбивать свою ненагл…
Черно-белые слайды сменили яркую палитру и ежесекундно мелькали на экране.
— Мужчина в котелке и галстуке. Высокий, подтянутый. Протягивает руку. Знаю? Определенно где-то виде…
— Вж-ж-жик…
— Безликая семейная фотография. Кто на ней? Не рассмотреть лиц. Женщина в подвенечном платье. Верх одеяния украшен жемчугом. Прошлое или будущее? Конечно будущее. Оно прекрасно и замечательн…
— Вж-ж-жик…
— Яблоневый сад с попадавшими, спелыми плодами. Бесцветный рай. Где Ева? Где…
— Вж-ж-жик…
— Здоровый тукан сидит на плече длинной тени. Это же…
— Вж-ж-жик…
— Хор поющих котов. Ну и ряшки с ротиками. Смехотищ…
— Вж-ж-жик…
— Опять веселые котики с бабочками на пушистых шейках. Что-то празднуют. Милоты много не быва…
— Вж-ж-жик. Вж-ж-жик. Вж-ж-жик…
А-аааааааа…
Всё вокруг стало беспорядочно крутиться и вращаться разрушительным тайфуном в бордовом синхротроне. Кинетоз раздухарился, мне подложила свинюшку вывихнутая вестибулярка. Она шкодила и агонизировала рафинированно, слащаво и ухищрённо. Хуже кашеобразного, ураганного хоровода не придумать, хуже не бывает. Лучше быть в забытьи в безумной перманентной центрифуге и казалось, что чокнутой энцефалограмме не будет конца. Очень тяжелый, затянувшийся конвульсивный трафик, усложненный моим состоянием. Церебральная пыточная камера с просмотром трейлера-анонса.
Схема переброски была новая. Такой мучительной дорогой возврата я никогда ещё не пользовалась и это чужая тропа.
Мы уже около больницы, знакомые места, привычный мой мир. Семен медленно извлек остаток лезвия. Теперь уже вынул его полностью. Как хорошо! Свобода! Попоил ещё раз напоследок, немного посидел, глядя на часы и выжидая минуты. Спустя некоторое время переодел меня. Снял испачканную и поврежденную одежду, протер место раны, мои руки, лицо, натянул чистую футболку и брюки. Это все вещи из моего автомобиля. Только потом побежал за помощью.
Я потрогала пальцами участок разреза и предполагаемого отверстия от ножа. Всё гладенько и ровненько, без прорех, заплаток и заклёпок. Теперь можно отрешиться, спровадив ломку чумовой горячки, закрыть глаза, расслабиться, даже поспать. Сознание постепенно тает, растекается и испаряется, словно прозрачная медуза в солярии. Мне очень комфортно от мягко-истомной сублимации.
Тепло и упоительно…
Глава 35: В самое сердце
Я раскачиваюсь на громадных качелях, стоя на прочном, деревянном сидении. С силой приседаю, разгоняя тяжелую конструкцию, набираю нужную, темповую скорость.
Том с удивлением поглядывает на меня, наклоняя голову то на один бок, то на другой, словно обычная собака. Он никогда так раньше не делал и не смотрел. Почему я прежде не замечала: какой он миляга и какая у него потешная мордаха с умильной гримаской. Забавный, трогательный земной песик. Совершенно домашний, простой и доступный.
Ворона сидит на своём любимом месте, на вершине пушистого кедра. Свежий ветерок легонько перебирает Варины перышки, которые переливаются спектром радуги в заходящем солнце. Я чётко вижу каждое в отдельности.
Наступают сумерки. Моё любимое, но очень быстротечное время суток, когда убаюкивающая, чувственная, флеровая полудрёма всего живого готовится к отбою. Неуловимые мгновения вспорхнули, расправив надо мной немеркнущие, лучезарные крылышки, повисли в барражировании стоп-кадра и перешли в бессменную нетленность.
Неестественно яркие цвета янтарной вечерней зари, буйство красок. Великолепие неописуемое!
Кальмато!
Кальмато!
Это она, та самая нежнятина. Музыкальный термин, который аттестовал и воспел бы сказочные чары, изведав их даже чуток.