Конец света
Шрифт:
Разговор завязался сам собой: о ценах, о политике, об ужасных вещах, которые порой происходят в нашем мирном городе.
— Я тут подругу свою ищу. Она на вашем базарчике работает. Алевтина Антонова. Не знаете, случайно?
— А-а, знаю, как же. Тебе большой стакан-то, дочка или маленький?
— Маленького хватит, наверное.
Я достала рубль и расплатилась со старушкой.
— У нее еще знакомый, невысокий такой, темноволосый. Николай Степанович Горынин. Он сторожем в химической лаборатории работал. Он же хорошим знакомым ее был. Я хотела сказать Алевтине,
Я не знала, знакома ли Антонова с Горыниным. Я просто попыталась попасть пальцем в небо.
Старушки в один голос ответили, что у Алевтины выходные. Но где она их собралась провести, неизвестно.
Старушка, у которой я купила семечки, крикнула другой, той, что по ту сторону ворот:
— Шура, рази Степанович-то знал Алевтину Антонову?
— Какой Степаныч?
— Ну, как это какой? Который у тебя яд-то крысиный на самогон выменивал? — и, обратившись ко мне, затараторила:
— Ой, милая, уж слыхали-слыхали, что в канаве-то приключилось. Вот горе-то какое.
Та, растерявшись, ответила:
— Ты че болтаешь-то, сердешная? Какой самогон?
— Посторони-ись! Посторони-ись! — раздалось позади меня. Я оглянулась. Грузчик, обросший и пьяный в стельку, катил тележку, заваленную коробками. Я отошла в сторону. Тот наполовину выкатил тележку, и тут с нее посыпались коробки. Он, грубо матерясь, принялся их собирать и запихивать вновь на тележку. Когда, наконец, ему удалось пристроить коробки так, чтобы они удержались, и он со своей тележкой вышел из ворот, бабушки Шуры, как и не бывало. Ее точно ветром сдуло. Вместе с сигаретами.
Я кинулась туда-сюда, но ее и след простыл. Вот незадача. Непонятно, почему она так спешно скрылась.
Я стала спрашивать у ее соседок, торговавших рядом.
— Вы знаете, она ни с того ни с сего вдруг вспомнила, что забыла дома утюг выключить. Ну и побежала. А толку-то что? С утра сидит тут. Если уж не выключила, так теперь все сгорело.
— А где живет баба Шура, вы не знаете случайно?
Одна из старушек подсказала ее адрес:
— Вот по этой улице вверх идите, девятый дом. Квартира десятая, вроде.
Я поблагодарила неожиданных помощниц и пошла к бабе Шуре, решив про себя, что такой шаг мне обязательно принесет успех. Я прямо почти и не сомневалась, что так будет. Неслучайно же судьба послала мне эту старушку. Про Алевтину я узнала мало, практически ничего, зато сейчас непременно узнаю что-нибудь нового по делу сторожа. Старушке-то точно известно что-то.
Где тут у нас девятый дом? Пятый, седьмой, значит, следующий — девятый. Подъезд, наверное, первый. Я позвонила в металлическую дверь в квартиру на втором этаже. Дверь открыл симпатичный молодой человек, приблизительно моих лет. Он открыто улыбался. У него приятная, добрая такая улыбка. И от него вкусно пахло пивом.
— Я… Понимаете… Здравствуйте.
Он засмеялся, обнажив два ряда великолепных зубов и ответил:
— Здравствуйте. Проходите. Что мы тут на площадке стоим.
Я шагнула в его жилище.
— Меня зовут Ольга Андреевна. Я пришла к вам по делу. Вернее, к вашей маме или бабушке — не знаю, кем она вам доводится. Пожилая такая, на базаре сигаретами торгует.
— Это моя бабушка. Проходите вот сюда на кухню. Я тут как раз полдничаю. Не желаете присоединиться? Садитесь. А бабушка еще не вернулась, но она скоро должна прийти. Вам налить пивка?
Я невольно сглотнула слюну. Очень хотелось пить. Но мне было так неудобно напрашиваться на пиво.
— Вы мне водички лучше налейте. Просто пить очень хочется.
— Да вы не стесняйтесь, будьте, как дома. Мы сейчас с вами пивка нахлобучим, а там и бабанька подгребет.
Он достал с посудной полки бокал огромных размеров и наполнил его до краев.
На столе на тетрадных листочках были разложены сушеные рыбешки.
— Рыбкой вот угоститесь. Меня, кстати, Лешей зовут.
Рыбкой я не стала угощаться. Я выпила пиво залпом. Пить прохладное пиво в такую несусветную жару невероятное удовольствие. Приятная истома разлилась по моему уставшему телу. Хорошо-то как. Боже мой! У меня даже голова немного закружилась.
Леша достал из-под стола трехлитровую банку и вновь наполнил мой бокал.
— А вы по какому делу к бабушке, если не секрет?
Я замялась. Обсуждать с Лешей цель своего визита мне вовсе не хотелось. Я отхлебнула пенящийся напиток.
— А впрочем, какая разница? В мой дом пришла очаровательнейшая незнакомка, я вместе с ней сижу за столом. Мне это доставляет огромное удовольствие. К чему мне знать ваши с бабушкой дела? Я представил себе, что вы пришли именно ко мне.
Мне его слова ужасно понравились, прямо согрели душу. В последнее время я от близких людей одни тычки в зубы получаю. А тут от мужчины очень приятной наружности такие комплименты. Я, запрокинув голову, довольно рассмеялась.
— Ольга Андреевна, Олюнька, можно я вас так буду называть?
«Олюнька» звучало так ласково, так необычно, ласкающе слух. Я кивнула:
— Конечно. Меня еще никто так называл.
— Олюнь, а может чего покрепче, за знакомство? Ты как? Прости, что на «ты». Мне кажется уже, что я тебя сто лет знаю. Так как насчет покрепче? У бабушки есть. Крепкая, собственного изготовления.
Я отрицательно покачала головой. Пить в такую жару, да еще к тому же когда делом занимаешься. Нет. И тем более, когда в наличии имеется вкусное холодное пиво. Разве его можно сравнить с вонючим самогоном?
— Ну, как хочешь. Мое дело предложить, твое отказаться. Давай тогда на пиво налегай, а я себе плесну немного чего покрепче.
Я смаковала пиво, а Леша плеснул себе в стакан жидкости довольно приятного цвета и залпом выпил его. Сморщившись, он запил самогон пивом и спрятал стакан в шкаф.
— Это чтобы бабанька не догадалась, — пояснил он, — она у меня такая фурия, у-у, блин горелый. Никакой от нее жизни. И вообще мне в жизни не пруха, ей Богу.
Слово за слово мы с Лешей понемногу и разговорились. Оказывается, у него такая несчастная жизнь. Ему ужасно не везет с женщинами.