Конец Вечности. Сами боги (ил. А.Кукушкина)
Шрифт:
Ун не знал, что делать. Конечно, Дуа обезумела, но сказать ей об этом он не решался. Ее необходимо уговорить, чтобы она вернулась с ним. Он сказал убежденно:
«Дуа, когда мы переходим, нас не уничтожают».
«Да? Ну, а что же случается?»
«Я… Я не знаю. По-моему, мы переходим в другой мир, более прекрасный и счастливый, и становимся… становимся… Ну, много лучше, чем мы сейчас».
Дуа рассмеялась.
«Где ты это слышал? Это тебе Жесткие рассказали?»
«Нет, Дуа. В этом меня убеждают мои собственные мысли. Я очень
«Ну, так думай меньше и не будешь так глуп, — сказала Дуа. — Бедный Ун! Прощай же».
И она заструилась прочь, совсем разреженная. Она казалась очень усталой.
«Подожди, Дуа! — крикнул Ун ей вслед. — Неужели ты не хочешь увидеть свою крошку-серединку?»
Она не ответила.
«Когда ты вернешься домой?»
Она продолжала молчать.
Он не стал ее преследовать и только с тоской смотрел, как она исчезает вдали.
Ун не сказал Тритту о том, что встретил Дуа. Зачем? Больше с тех пор он ее не видел. Он завел привычку бродить возле тех мест, где любили питаться эмоционали, и отправлялся туда снова и снова, хотя нередко замечал, что вслед за ним на поверхность выбираются пестуны и глядят на него с тупым подозрением. (По сравнению с большинством пестунов Тритт казался интеллектуальным гигантом.)
Отсутствие Дуа с каждым днем отзывалось внутри него все более мучительно. И с каждым проходящим днем внутри него рос странный безотчетный страх, как-то связанный с ее отсутствием. Но в чем тут было дело, он не понимал.
Как-то, вернувшись в пещеру, он застал там Лостена, который дожидался его. Лостен вежливо и внимательно слушал Тритта, который показывал ему новую крошку, всячески стараясь, чтобы этот легкий клочок дымки не прикоснулся к Жесткому.
— Да, она прелестна, Тритт, — сказал Лостен. — Так ее зовут Дерала?
— Дерола, — поправил Тритт. — Я не знаю, когда вернется Ун. Он теперь всегда где-то бродит…
— Я здесь, Лостен, — торопливо сказал Ун. — Тритт, унеси крошку, будь так добр.
Тритт унес Деролу, а Лостен с явным облегчением обернулся к Уну и сказал:
— Вероятно, ты очень счастлив, что триада завершена. Ун попытался что-то вежливо ответить, но ничего не придумал и продолжал уныло молчать. Одно время он чувствовал, что между ним и Жесткими возникло нечто вроде дружбы, он ощущал себя в чем-то равным им и разговаривал с ними свободно и просто. Но безумие Дуа все омрачило и испортило. Ун знал, что она ошибается, и все-таки сейчас он почувствовал в присутствии Лостена ту же скованность, которую испытывал в давно прошедшие дни, когда считал, что стоит неизмеримо ниже их, как… словно… машина?
— Ты видел Дуа? — спросил Лостен. Это был настоящий вопрос, а не вежливое начало беседы.
— Всего один раз, Жес… (он чуть было не сказал «Жесткий-ру», словно ребенок или пестун!) — Всего один раз, Лостен. Она не хочет возвращаться домой.
— Она должна вернуться, — негромко сказал Лостен.
— Я не знаю, как это устроить.
Лостен
— Тебе известно, что она делает?
Ун не осмеливался поднять на него глаза. Может быть, Лостен узнал про сумасшедшие теории Дуа? Как он в этом случае поступит?
И Ун ничего не ответил, ограничившись отрицательным жестом.
— Она ведь совершенно необычная эмоциональ, — сказал Лостен. — Ты это знаешь, Ун, не так ли?
— Да, — вздохнул Ун.
— Как и ты — на свой лад, и как Тритт — на свой. Не думаю, что в мире найдется еще один пестун, у которого хватило бы смелости и предприимчивости, чтобы стащить аккумулятор, или сметки, чтобы использовать его так, как использовал Тритт. Вы трое составляете такую необычайную триаду, каких, насколько мы можем судить, еще не было.
— Благодарю тебя.
— Но оказалось, что такая триада таит в себе и неприятные неожиданности, которых мы не предвидели. Мы хотели, чтобы ты учил Дуа, рассчитывая, что это наиболее мягкий и действенный способ подтолкнуть ее на добровольное выполнение той функции, которую она должна выполнить. Но мы не предвидели, что Тритту вздумается совершать столь самоотверженный поступок, а также, если сказать правду, совершенно не ожидали, что неизбежная гибель той вселенной подействует на Дуа таким странным образом.
— Мне следовало бы осторожнее отвечать на ее вопросы, — тоскливо сказал Ун.
— Это не помогло бы. Она умеет сама узнавать то, что ее интересует. А мы и этого не предвидели. Ун, мне очень грустно, но я обязан сказать тебе следующее: Дуа теперь представляет собой смертельную опасность. Она пытается остановить Позитронный Насос.
— Но ей с этим не справиться! Она не может до него добраться, а кроме того, у нее нет необходимых знаний.
— Добраться до него она может без труда… — Лостен нерешительно помолчал. — Она прячется в коренных породах, где мы не можем ее достать.
Ун не сразу понял смысл этих слов. Он растерянно пробормотал:
— Ни одна взрослая эмоциональ никогда… Дуа ни за что…
— Нет, это так. Не трать времени на бесплодные возражения… Она способна проникнуть в любую пещеру. От нее ничего нельзя скрыть. Она изучила метки, которые мы получали из той вселенной. У нас нет прямых доказательств, но иначе никак нельзя объяснить то, что происходит.
— А-а-а! — Ун раскачивался взад и вперед, и вся его поверхность помутнела от стыда и горя. — И Эстуолд знает об этом?
— Пока еще нет, но со временем, несомненно, узнает, — угрюмо сказал Лостен.
— Зачем ей понадобились эти метки?
— Она старается найти способ послать сообщение в ту вселенную.
— Но она же не умеет ни переводить, ни передавать.
— Она учится и тому и другому. Об этих метках она знает даже больше самого Эстуолда. Она — крайне опасное явление: эмоциональ, которая способна мыслить и вышла из-под контроля.
Ун вздрогнул. Вышла из-под контроля? Словно речь идет о машине!