Конец века
Шрифт:
Я, в свою очередь, постарался максимально отключиться от окружающего мира, стараясь лишь чётче соблюдать технику упражнений и фиксировать реакцию организма анавра. После отжиманий шведская стенка приятно холодила спину. По ощущениям мой торс покрылся обильным потом, волосы на голове слиплись. Но в целом для первых суток адаптации очень даже неплохо.
Дабы ладони не скользили на перекладине, пришлось потереть их об штукатурку на стене спортзала. Как и обещал, я удвоил с запасом все требования физрука по количеству упражнений. Закончив, отступил на шаг в сторону от перекладины и
Кроме обильного потоотделения, в конце ощутил небольшое головокружение, да ещё подрагивали пальцы рук. Всё-таки я немного волновался: уж не многовато ли способностей я решил продемонстрировать Матько? Слишком явный диссонанс при оценке моего телосложения и теми результатами, которые я показал за всего лишь двадцать минут непрерывной физической нагрузки, был очевиден.
Дрищём я, конечно, не был. Да и после армии прошло всего полтора года. Студенческая жизнь тоже не располагает к излишнему весу. Но чего в жизни не бывает? Вот и Матько, видимо, списал это на возможную уникальность нагловатого студента.
— Ну…Луговой, что сказать? Красавелла! — что, что, а признавать поражение физрук умел достойно, — пообещал — сделал! А, девчонки? — обернулся он к преподавательницам, которые наградили меня после окончания серии короткими, но дружными аплодисментами, — что ж, за мной не заржавеет. Кстати, тебя как звать, Луговой?
— Гаврила.
— О, как! В точку. Г-а-в-р-и-л-а, — чуть ли не пропел физрук. Служебную записку я в деканат составлю, у Семёныча подпишу. Железно. Нефиг тебе на общие занятия время тратить.
— Спасибо, Савелий Никитич, — искренне поблагодарил я физрука.
— Себе спасибо скажи, Гаврила, — отмахнулся Матько, — только и к тебе будет парочка просьб.
— Чем могу, — пожал я плечами, понимая, что дзюдоист своего не упустит.
— Можешь, можешь… Можешь подумать о занятиях в моей секции. Бесплатно! — поднял он указательный палец, предваряя мои возражения, — с твоими силовыми возможностями, да поработать над координацией…есть перспектива! Ну как?
— Подумать можно? — решил я сразу не соглашаться. Глядишь, а потом и вовсе про меня забудет.
— Конечно, это же твоя жизнь, Луговой. Ну а вторая просьба к тебе будет более ответственная. Через две недели посвящённая ноябрьским универсиада будет. Нам в факультецкую команду такой бы хлопец сгодился. Ничего ведь особенного делать не придётся. Разве что кросс по пересечёнке: пять или десять километров. А? Как смотришь на это? Ты же сам рассказывал, что по индивидуальной программе тренируешься.
— Можно попробовать, отчего ж нет? — решил я согласиться. С меня не убудет. Ну и жизнь свою здесь надо же как-то разнообразить, а то я что-то с места в карьер начал грузиться.
— Отлично, Луговой! Я в тебе и не сомневался, — цинично воскликнул Матько и победно оглядел улыбающихся исподтишка преподавательниц, словно всё, что им было сейчас продемонстрировано — это его заслуга.
Иваныч с кислым лицом встречал меня у колоннады.
— Гавр, ну ты чего? У меня уже желудок к позвоночнику прилип. Чего так долго-то?
— Прости, Федь. С Матько зацепился. Погнали в курсантское.
— Десять? — оторопел приятель. Это было две с половиной стандартных порции. Сосиски в курсантском кафе подавали мировые. Длинненькие, вкусные, с кетчупом и русской горчицей, чёрным или белым хлебом на выбор, с густым и ароматным томатным соком…эх ма!
— Ты же собирался слона съесть, Иваныч?
— Не дороговато ли? С чего гуляем-то?
— Да ладно тебе, Федь. Не ресторан же? И не пропиваем. Заработал — деньги есть. Пошли!
До кафе было не больше десяти минут ходу. Вообще, нужно сказать, большая часть нашей студенческой жизни на начальных курсах проходила в центре города, где располагались медицинский, сельскохозяйственный и педагогический институты на площади своеобразного микрорайона. И потоки студентов с раннего утра и до позднего вечера циркулировали по улицам этой части города густо и часто. На этой же территории располагались и вузовские общежития, дом культуры, театр, парочка кинотеатров.
В то время мало кто из нас думал о крупнейших британских и американских учебных заведениях не просто как об университетах, а ещё и как о студенческих городках. А для нас же эта часть города тогда была своим Оксфордом, Кембриджем, Стэнфордом и Гарвардом вместе взятыми. Может быть, в Москве или Ленинграде было учиться престижнее и, допускаю, интереснее. Даже круче! И у нас было не хуже.
Для меня и многих из нас небольшой, но такой уютный, южный город, да и вся область значили намного больше престижа, столичных понтов и передовой науки. Вот только судьба не только расставляет всё по ведомой её плану местам, но и частенько потакает нашим не вполне разумным желаниям.
Кафе было наполовину пустым: набирающая с апреля 1991 года темпы инфляция сделала цены в подобных заведениях такими, что большинство студентов уже не могли позволить себе посещать сосисочную, когда вздумается. А в магазинах нашего города этого продукта в общем доступе не встречалось уже больше года. Не знаю, может, в Москве и других крупных города сейчас и не так? Сомневаюсь…
Прошедший два месяца назад августовский путч и последовавший за ним настоящий вал изменений в политической и экономической жизни страны с каждым днём погружали многих людей в состояние затяжной тревожной неопределённости. Погружение в атмосферу этого полузабытого времени помимо восторженных ностальгических чувств юности неожиданно придало всем ощущениям неприятный привкус горечи и даже тухлятины. Послезнание не совсем то, что нужно обычному молодому студенту, чтобы хоть немного чувствовать себя оптимистом.
— Чего завис, Гавр? — Федька отхлебнул добрую половину стакана томатного сока, отрывая меня от философских размышлений о времени и о себе.
Я продолжал механически жевать сосиски. Только сейчас, вынырнув из глубоких размышлений, понял, какие они вкусные и как отчаянно полыхает у меня во рту, так как, по своему обыкновению, я щедро обмакивал их в горчицу и запихивал в рот чуть ли не целиком.
— На, запей! — протянул мне Иваныч стакан с соком, — а то морда красная, хоть прикуривай. Ты о чём спросить-то меня давеча хотел, Гавр?