Конец века
Шрифт:
Я прислушался к себе, состояние организма было по-прежнему без особых изменений к лучшему. Разве что жжение стало терпимее. Блин, что там сказал майор? Действие препарата быстрее проходит под выбросом адреналина… Что ж, если обычных переживаний не хватает, может, надо устроить ему стресс посерьёзнее. Да куда уж серьёзнее-то?
Первые же идеи, пришедшие на ум мне не особенно понравились.
— Бей-эфенди, надо чернушки для бача сделать. Он тогда петь, как птичка начнёт, клянусь! — встрял водитель волги. Меня уже начинала бесить его беззаботная улыбка.
— Верно, Юнус, — кивнул
— Не надо, Абдулмаджид, неизвестно, как наркота взаимодействует с остатками препарата, — попытался возразить Мостовой.
— Э, не учи учёного, цветной! — отмахнулся от него волосан.
Водитель шустро метнулся между машинами. Где-то вдалеке послышался короткий гортанный смех. А у меня зашевелились волосы на затылке. Хотел адреналина, Луговой! Щаз прилетит…
Не знаю, что такое «чернушка», но, несмотря на довольно ласкательное наименование, это может оказаться той ещё гадостью.
Интуиция на букву «ж» меня не подвела. Водитель принёс медицинский стерилизатор и резиновый жгут из автоаптечки. Достав из кармана пиджака стеклянный пузырёк с тёмной жидкостью, он прямо так, грязными пальцами выхватил из стерилизатора шприц, набрал его почти до ограничителя.
— Абдулмаджид, не надо, он может потерять сознание, — снова возбудился майор, — он же и так под воздействием сильного спецпрепарата. Ацетилированный опий его может вообще убить, да к тому же твои его на коленке ляпают. Там посторонних примесей до чёрта. Что делать будешь, если загнётся раньше времени?
— Ти пока только болтаешь, Мостовой. Ничего с терпилой не будет. Юнус чернушку по своему рецепту варит для особых клиентов. Да, Юнус?
— Верно, Бей-эфенди! Малчику хорошо будет, боятся больше не станет, много говорить будет, всё расскажит. Да! — на ходу проговаривая эти слова, словно мантру, водитель волги ловко закатывал мне рукав водолазки, пережал жгутом плечо и похлопал по локтевому сгибу, давая вене проявиться.
Я лишь безучастно наблюдал за проводимыми наркоманом манипуляциями. Блеск в глазах Юнуса и слегка дрожащие пальцы выдавали в нём наркомана. Ну, или записного садиста. Хрен редьки не слаще.
Майор тихо выругался, отводя глаза и отодвигаясь в сторону, когда я попытался заглянуть ему в лицо.
Мда-а, говно ты, а не офицер, Мостовой. Пусть и бывший. Говно на побегушках у швалей. Я безучастно смотрел, как медленно под давлением поршня убывает чёрная жижа в стеклянном цилиндре шприца. Почему-то вспомнилось, что нужно максимум 26 секунд, чтобы вещество из локтевой вены достигло всех жизненно важных органов и систем организма. Следующей наползла дурацкая мысль о довольно неплохих медицинских навыках Юнуса. В вену он попал не глядя…
Нет, до 26 досчитать я так и не успел. Всё произошло гораздо раньше. Сначала появилось ощущение, будто в лицо плеснули ковш кипятку, а в основание черепа одновременно вонзили лом и стали там им ворочать, похрустывая костями черепа.
В глазах потемнело от режущего зрачки ослепительного света. Я крепко зажмурился и закричал, не услышав своего крика. В уши словно ваты напихали. Вот же падлы, не думал, что будет так погано…
Ощущения сменялись дьявольским калейдоскопом. Следующей
Стоп! Я едва ухватил суть догадки. Зуд всего тела? До меня стала, наконец, доходить простая как полено мысль: возвращение чувствительности — первый шаг к обретению свободы передвижения. Как бы мне ни мешали переносимые страдания.
Внезапно махом вернулись нормальные слух и зрение. Я ощутил, как по подбородку течёт кровь из прокушенной губы, смешиваясь с солёным потом. Я был мокр как мышь, будто просидел полчаса в парилке. Казалось, прошло не больше минуты.
— … где вы спрятали чемоданы? Кто убил охранников?!
Чёрт, сколько же на самом деле прошло времени? Я оторопело уставился на кричащего мне в лицо майора. Одежда на мне была вся испачкана свежей кровью и порезана практически в лоскуты. Такое впечатление, что из памяти выпал изрядный кусок. Ни черта не помню!
В правом бедре обнаружился всаженный по самую рукоять тот самый нож, который Юнус передавал Абдулмаджиду. «Надо же, воткнули по самую гарду, а я практически ничего не чувствую! Да и кожу анавра пробить нужно постараться…» — ворохнулись в голове вялые мысли, от которых стало почему-то смешно, и я рассмеялся хриплым истерическим смехом, всхлипывая и повизгивая, словно поросёнок.
От смеха нижняя губа треснула ещё больше, кровь закапала с подбородка. Я же никак не мог остановиться и продолжал хохотать, плюясь и заводясь ещё больше.
Какая-то тень неожиданно мелькнула перед глазами, обрела материальность и стукнулась в правую сторону лица. При этом моя голова мотнулась, ударившись затылком о дерево. От неожиданности я прекратил смеяться и протёр глаза… Блин, руки уже начали слушаться, но пальцы всё ещё были как чужие и отёкшие, словно сосиски.
Я снова повернулся к майору, попытавшись заговорить и всё ещё не слыша собственного голоса. Да что же это такое? То есть звук, то его нет. Организм живёт своей жизнью, как ему вздумается! Хорошо, что боли уже практически не ощущается.
— Ты слышишь меня Луговой? Кивни, если слышишь! — сквозь фантасмагорию окружающей какофонии до меня прорвался голос Мостового.
Я послушно кивнул, возмущённо, как мне казалось, указав пальцем на рукоять торчащего из моего бедра ножа. Безобразие и свинство! Как они смеют?! Блин, похоже, от дряни, что мне вколол Юнус, я начал вести себя, мягко говоря, неадекватно.
Абдулмаджид, оттолкнув майора, ухватил меня одной рукой за кадык, другой вцепился в рукоятку ножа. По раненой ноге пробежала судорога, а в поясницу ударило молнией боли. Вот же сволочь! Слыша с пятого на десятое, я больше догадывался по шевелению губ волосана о смысле сказанного.