Конец всех времён
Шрифт:
Не попрощавшись, он вышел в коридор, оставив девушку в полном одиночестве и дав ей возможность разобраться в том потоке противоречивых чувств, что терзают душу любого обманутого в своих ожиданиях человека.
4
Спустя где-то час после того, как он покинул разбитый катер, Жак сделал ещё одно занимательное открытие. На небе не было солнца, хотя ничто вокруг не напоминало о наступлении ночи. Поначалу он решил, что огромное красное светило скрыто густым слоем облаков, но, присмотревшись, не обнаружил наверху ни малейшего намёка на какие-либо известные ему атмосферные явления. Казалось, эта бескрайняя кристально-чистая синева заполонила собой всю вселенную, поглотив скопления, галактики и звёзды и оставив для заблудившегося человека одну-единственную планету, вырваться из плена которой было уже невозможно. Удивительным было и то, что сам небосвод как будто излучал ровный матовый свет, не давая этому заброшенному миру погрузиться во тьму. Катер уже скрылся из вида, а бесконечные заросли всё тянулись и тянулись вдаль, заманивая ещё одну жертву вглубь
Постепенно Жак потерял всякое ощущение времени – казалось, оно застыло на одном месте, и только пришелец нарушал многовековой покой погрузившейся в вечную спячку территории, не предназначенной для посещения разумными формами жизни. Тьма всё не наступала, хотя прошло никак не меньше семи часов с момента катастрофы, и Абеон уже должен был совершить пол-оборота вокруг своей оси. Впрочем, одинокого исследователя мало волновал естественный процесс смены дня и ночи – проклятие этого уголка вселенной заставляло забыть о привычном ходе вещей и примиряло с фактами, казавшимися прежде невероятными и абсурдными. Когда силы покинули измученное долгим переходом тело, он просто упал на землю между двух кустарников и почти тут же уснул, нисколько не беспокоясь о собственной безопасности. А едва проснувшись, слегка подкрепился ягодами и вновь зашагал дальше, устремив взгляд на горизонт, где зелёные плантации сходились со светящимся небом. Жак уже понял, что видимая из космоса идентичность двух полушарий – не более чем иллюзия, призванная затуманить мозги любому, кто пожелает колонизировать находящуюся на отшибе галактики планету. Сделанные открытия породили в голове путешественника кучу догадок, опирающихся лишь на фантазию и воображение, но не объясняющих суть происходящего на Абеоне. Больше всего на свете Жак мечтал наткнуться на представителей инопланетной цивилизации, но даже здесь ничто не напоминало о присутствии внеземного разума. С тех далеких времён, когда человек только выбрался за пределы Солнечной Системы, прошли целые эпохи, наполненные громкими межпланетными конфликтами и кровавыми гражданскими войнами, но никто и никогда не находил на просторах вселенной ничего, что могло бы доказать существование ещё одной разумной расы. Древние предания о летающих тарелках и пришельцах из космоса оказались выдумкой – повсюду землян встречали холодные каменные миры или пригодные для обитания планеты, покрытые странными растениями и населённые диковинными животными. И ни в одном из этих миров астронавты и археологи не обнаружили ничего, что можно было классифицировать как творение чужого разума. Многие учёные уже смирились с уникальностью человека во вселенной, и только самые отчаянные головы продолжали с волнением следить за освоением новых территорий, надеясь, что в один прекрасный день их ожидания оправдает сенсационная находка. Жак относился к числу тех немногочисленных фанатиков, которые готовы поверить в чудо даже тогда, когда перед ними открывается весь механизм только что продемонстрированного фокуса. И отправляясь в свой рискованный полёт на запад, он подсознательно рассчитывал обнаружить там хотя бы развалины сотворённого не человеком города.
К сожалению, ни о каких развалинах пока не могло быть и речи. За долгие часы перехода он не увидел ничего, кроме светящегося неба и однообразных тёмно-зёленых кустов, скрывавших под собой каменистую почву. Создавалось впечатление, что весь материк покрыт однотипной растительностью и ландшафтом, не слишком волнующим человеческое восприятие. Несколько раз Жак останавливался, чтобы подкрепиться свежими ягодами, сохраняя неприкосновенным запас своего походного рюкзака. Он пытался рассчитывать пройденное расстояние, но быстро отказался от этой затеи – отсутствие работающего оборудования и ориентиров на местности лишали путешественника какой-либо возможности контролировать проделанный маршрут. Когда незадачливый исследователь во второй раз прилёг на прохладную жёсткую поверхность, его сознание посетила мысль, что отныне он может считать себя навеки затерявшимся посреди в целом гостеприимной, но суровой природы чужого мира, с равнодушием взиравшего на попавшего к нему пленника.
За время сна вокруг не произошло никаких перемен – ночь так и не наступила, и теперь о её существовании напоминали лишь картины, прочно засевшие где-то в недрах мозга. Вся прежняя жизнь вдруг оказалась отодвинутой от настоящего на целую вечность, и Жак начал сомневаться в реальности тех событий, которые происходили вокруг него целых двадцать восемь лет вплоть до того рокового дня, когда он решил разгадать великую тайну. Чувствуя, что так можно запросто сойти с ума, путешественник выругался вслух, и, ободрённый собственным голосом, тронулся дальше, насвистывая себе под нос одну из песенок, что в последние дни частенько крутили развлекательные каналы Абеона.
5
Фер обосновался в королевском дворце как дома, ничуть не стесняясь соседства с самим монархом и не сожалея о покинутом жилище волшебника. Искусство владения магией давно не приносило ему удовольствия – годы брали своё, а немногочисленные обитатели близлежащих деревень всё реже и реже обращались за помощью к старцу в чёрном плаще, предпочитая пользоваться новинками научно-технического прогресса, доставленными из промышленно-развитых миров. Парадоксально, но люди, чьи предки бежали от будущего в средневековье, не могли унять подсознательного стремления к комфорту и даже в жёстких рамках законов Цериуса умудрялись искать лазейки, позволяющие им использовать в быту практически любые инженерные решения, появляющиеся на рынках других планет. Лет триста назад, когда Фер с помощью дяди только-только освоил основы волшебства, многие зеваки собирались посмотреть на устраиваемые им представления, которым могли бы позавидовать самые знаменитые фокусники-иллюзионисты, гастролирующие по галактикам и собирающие стотысячные залы поклонников. Выступления начинающего мага не отличались грандиозным размахом, и на них не продавались билеты номиналом в несколько сотен фунтов, но это было настоящее колдовство, а не хитроумный трюк, призванный обмануть доверчивого зрителя. И глядя на округлявшиеся от удивления рты взрослых и искренние улыбки детей, Фер чувствовал себя востребованным и наивно полагал, что так будет продолжаться вечно. Но прошли годы, и интерес жителей королевства к волшебству иссяк. Всё реже и реже любопытствующие заглядывали в дремучий лес, где на опушке стояла хлипкая хижина, построенная ещё родителями ныне забытого мага, которые покинули Цериус, едва их ребёнок обрёл статус совершеннолетнего. Поначалу Фер страшно переживал обрушившееся на него одиночество, но время залечило душевные раны, и он с трепетом встречал очередных гостей, интервалы между чьими визитами увеличивались с каждым годом. В конце концов, его единственными посетителями остались развозчики продовольствия, еженедельно доставлявшие стареющему волшебнику всё необходимое для жизни. От них он узнавал последние новости о происходящем на планете – следуя традициям, на Цериусе отсутствовали местные телевизионные каналы, и желающим приходилось довольствоваться стандартными межгалактическими программами. Постепенно соседи и вовсе забыли о существовании мага, а его современники слегли в могилы, будучи не в силах противостоять незыблемым законам мироздания. Фер и сам давно смирился с собственной смертью, но минуло четыреста лет с момента его рождения, а старуха с косой как будто забыла о существовании отшельника, поддавшись всеобщему забвению. И вот в один абсолютно обычный день, решив сотворить нехитрое заклинание, он обнаружил утрату былых способностей и, самостоятельно разобравшись в причине постигшей его трагедии, отправился в королевский дворец, чтобы предупредить мир о надвигающейся катастрофе.
Джонд Двадцать девятый отнюдь не был уверен в том, что поведал ему странный гость, чьё появление нарушило спокойный уклад столичной жизни. Однако в его обязанности входила забота о подчинённых, и оставить без внимания столь серьёзную жалобу он не мог – любая самая сумасшедшая на первый взгляд гипотеза требовала обязательной проверки. Тем более, явившийся во дворец старец своим видом вызывал некоторое уважение, и один его возраст заставил монарха отодвинуть на второй план все сомнения и недоверия, возникшие при первом знакомстве двух людей, на судьбах которых чья-то всемогущая рука давным-давно поставила несмываемую печать одиночества.
Они почти не общались друг с другом, предпочитая часами отсиживаться в собственных апартаментах и встречаясь лишь во время очередной трапезы. Тогда король снимал угрюмую маску затворника и начинал расспрашивать у гостя о его прошлой жизни, делясь в ответ воспоминаниями о покойной Луизе. Трагедия правителя, известная всем обитателям Девятнадцатого королевства, произвела на Фера двоякое впечатление. С одной стороны, он был готов понять горечь монарха, но с другой – не мог поставить себя на место Джонда, потому как сам никогда не испытывал ни к кому схожего чувства. В четырёхвековой жизни волшебника не нашлось места ни для одной женщины, и теперь с высоты прожитых лет ему оставалось лишь сожалеть о том, скольких радостей он лишил самого себя, променяв целый мир на затворничество в глухом лесу во имя так и не понятного им предназначения.
– А почему ты не покинул Цериус вместе с родителями, когда им пришло в голову вернуться из средневековья в современность? – поинтересовался король за ужином накануне ожидаемого прилёта научно-исследовательской экспедиции. – Или они так не хотели брать тебя с собой?
– Мы никогда не находили общего языка, и я посчитал, что смогу справиться без них, учитывая хорошие отношения с дядей, который потом сыграл немаловажную роль в моём выборе карьеры волшебника. К сожалению, он умер в раннем возрасте, так и не став свидетелем моих будущих успехов. Конечно, у меня нет особого повода гордиться собственными достижениями, но, возможно, завтра я спасу человечество от гибели.
Джонду пришлось приложить немало усилий, чтобы не рассмеяться в ответ на столь пафосное заявление старца.
– Ты в самом деле полагаешь, что кто-то заинтересуется исчезновением твоих магических способностей? Не отрицаю, что произошло нечто невероятное, но неужели вселенная и в самом деле находится под угрозой полного уничтожения? Уверен, будь это правдой, учёные всех галактик давно бы забили тревогу.
– Вероятно, нам просто посчастливилось оказаться в эпицентре грядущего апокалипсиса, – как ни в чём не бывало ответил Фер. – Другое дело, что пока неведома причина, из-за которой мы очутились у края пропасти и нет никакой гарантии, что человеческому гению удастся справиться с нагрянувшей бедой.
– Я никогда не проявлял особого интереса к физике, но всегда верил в возможности нашей расы. Мы единственные разумные существа во вселенной, и никто кроме нас не встанет на защиту нашего родного дома. И всё-таки меня не покидает мысль, что ты преувеличиваешь масштабы приближающейся катастрофы и уже завтра специалисты расставят всё по своим местам.
– Хотел бы я сам верить в это, – вздохнул волшебник, уставившись на стремительно темнеющее за окном небо, – но, боюсь, ничего утешительного мы от них не услышим. Если, конечно, в арсенале человечества не найдётся средства, способного в одночасье справиться с недугом пространства.