Конец
Шрифт:
— Ага! В любительском театре, в сельском клубе…
— В этом селе тридцать тысяч жителей, но… ты можешь называть его как тебе угодно, пускай будет село. Село так село! Наверно, уже поздно мечтать об «Оскаре», но еще есть время, для того чтобы заняться тем, к чему душа лежит. Ты ведь актер, а актеры должны играть, им нужна публика.
— Вовсе не уверен, что я актер…
— А кто же ты? Все об этом твердят. Достаточно посмотреть на тебя в компании, за столом, когда ты немного разойдешься… Не знаю, почему ты губишь свой талант.
— Ну а участвовать в таких любительских спектаклях — это, по-твоему, не значит губить свой талант?
— Конечно
Уго какое-то время молчит. Он зол, обижен, но в то же время о чем-то напряженно размышляет. Кова пользуется этим, чтобы продолжить начатую тему.
— У тебя сразу поднимется настроение. Это уж точно. А может… как знать… может, я тоже записалась бы на эти курсы. Но если ты против, то, конечно… — быстро добавляет она, заметив, как напряглось лицо Уго. — Хотя на самом-то деле эта мысль не так и плоха — по крайней мере нам с тобой было бы о чем поговорить. Ведь так хочется обсудить с кем-нибудь, как прошло занятие, всякие там мелочи… когда ты ходишь на такого рода курсы, интересные курсы, которые всю тебя с головой захватывают…
Приближаясь к концу фразы, Кова явно сникает. Она чувствует себя все менее уверенной и все более растерянной; в глазах стоят слезы, к горлу подступают рыдания. Едва слышно и торопливо она заканчивает свою мысль:
— Может… тогда ты станешь… внимательнее и ласковее со мной и мы будем похожи на настоящую…
— Да, и мы будем похожи на «настоящую супружескую пару», — заканчивает фразу Уго, тоном обозначая воображаемые кавычки.
— Неужели ты… не знаешь жалости? Неужели… — Кова так негодует, что к ней возвращается прежний голос. — Ты никогда, никогда не простишь мне того, что я сделала! Вот в чем беда!
— Хватит! Больше не могу! — вдруг орет Уго, закрывая руками уши и сразу же очень быстро, словно подчиняясь неведомой силе, бежит к бару, достает бутылку, щедро льет из нее янтарного цвета жидкость в широкий стакан из толстого стекла и подносит к губам.
Кова несколько секунд с удивлением наблюдает за ним, качает головой, резко разворачивается и стремительно идет к двери, ведущей в коридор. Но Уго грохает стакан на стол, так что часть содержимого расплескивается, вскакивает и успевает схватить Кову за руку как раз в тот миг, когда она готова переступить порог.
— Подожди… подожди, пожалуйста, — говорит он, удерживая жену теперь уже за обе руки и погрузив лицо в ее волосы. — Я серьезно, подожди, — повторяет он, не открывая глаз и все еще не отпуская ее, — ты напрасно… Просто я в последнее время немного нервничаю.
Кова вырывается из его рук и отворачивается. Сейчас она выглядит спокойнее и, судя по всему, вполне овладела собой.
— Надо же! До чего быстро подействовало! — бросает она с насмешкой.
— Как оно могло подействовать за пару секунд! — бурчит Уго, снова хватая стакан и делая торопливый глоток.
— Ладно! От тебя уже попахивало виски… Когда ты подошел ко мне…
— «Только на коротких дистанциях, — декламирует Уго, подняв бровь, нарочито чувственным голосом, — настоящий мужчина испытывает судьбу… Мужской одеколон Брумель».
Кова с осуждением качает головой.
— Приехали, — вяло говорит она. — Превращение человека-волка… то есть наоборот. Не понимаю, как тебе удается с такой скоростью переходить от бешенства к… Хотя тут, понятное дело, алкоголь свою роль играет.
— Послушай! Может, ты записалась еще и на курсы Армии спасения?
— Как всегда… О чем угодно, лишь бы не говорить напрямую о настоящих проблемах, — бросает Кова, подойдя к дивану, но все еще не решаясь сесть. — И куда, позволь поинтересоваться, нам предстоит ехать?
— Куда-куда? На юбилейный ужин… Ну что случилось? Постой!
Кова идет на кухню и возвращается с тряпочкой в руке — замшевой, чистой, аккуратно сложенной и совсем новой на вид.
— Оставь! Потом вытрешь, — ворчит Уго.
— Как я поняла из вашего разговора, речь идет о каком-то не совсем обычном празднике, — говорит Кова, протирая сначала стол, а потом дно стакана. — Тут вроде бы что-то из ряда вон…
— А ты как будто подслушивала… — говорит Уго, снова хватаясь за стакан. — В общем-то, да… История довольно необычная, а началось все, представь себе, двадцать пять лет тому назад.
— Двадцать пять?.. Ты же сказал пятнадцать.
— Нет! Какие пятнадцать? Не мог я этого сказать! Ах да, понятно! Пятнадцать лет — это столько я не разговаривал с этой идиоткой! Но ей вздумалось отпраздновать именно двадцатипятилетнюю годовщину.
— Серебряную свадьбу.
Кова еще раз сходила на кухню, вымыла тряпочку и повесила сушиться. Теперь она опять стоит рядом с Уго.
— Нет, до этого еще не дошло. Хотя, по правде сказать, все мы уже отнюдь не молоды, так что скоро будем отмечать и такого рода даты.
— Кто это «все мы»?
— Мои друзья, ну та компания, с которой я водился в юности. Я тебе как-то уже говорил про них, про группу Хин'eса и так далее. Хинес был моим лучшим другом.
— Да, ты об этом упоминал, только вот… на самом деле никогда мне толком ничего не рассказывал.
— Потому что и рассказывать тут нечего, во всяком случае, так, чтобы это было интересно. Совсем нетрудно представить себе: обычная компания обычных молодых людей, таких, какими были молодые люди два десятка лет назад. Концерты, выпивка, поездки то туда, то сюда, дозволенные или не очень, иногда вылазки на машине… Мы даже ничего такого не курили и были до ужаса скучными и глупыми. Да, ну и конечно — всякие там романы длиной в неделю, когда девушки переходили от одного к другому. И был, как водится, кто-то один, кому все по очереди плакались в жилетку, а кто-то другой слыл вечным неудачником в любви и на вечеринках с пьяных глаз начинал рыдать.
— Я слышала, ты назвал ее Ньевес. Что-то я не припомню…
— Ну как же? Я тебе наверняка не раз про нее говорил. Мы прозвали ее Кошмарной Снежной Женщиной. [2]
Кова вдруг начинает от души смеяться и долго не может успокоиться, чему Уго явно рад.
— А другую, по имени Ирен, которая часто выпивала лишнего… ее мы называли Ирен Папас. Это имя греческой актрисы; такая и на самом деле есть или была…
— Какие негодяи! — говорит Кова, опускаясь на диван рядом с Уго. — Наверняка вы все это придумывали в мужской компании… мстили за то, что они не обращали на вас внимания.
2
Ньевес от исп. nieve — снег.