Конечная остановка
Шрифт:
Вчера он сразу обратил писательское внимание на бордовые шторы на окнах, гармонирующие с умеренно багряными портьерами на дверях в жилые комнаты. Эстетично подобранная мебель дизайнерски вписана в небольшой метраж. "За неделю с лишним молодые друзья мои доволе комильфо обустроились на новом месте..."
Двинько с Шабревичем без опоздания предстали в Дарнице к условленному деловому ланчу на пятерых. О вчерашнем пиршестве плоти и духа они нисколько не подзабыли:
– Что ни говори, Давыдыч, отметное памятное застолье сплачивает вольное шляхетство.
– А то не! Супольно и могутно покушать, поговорить - это по-белорусски, Михалыч.
– Но не для всех приглашенных к столу. Коли зашмат званых,
– Еще прелестно появятся поволе.
– Будем надеяться.
– На лучшее или на худшее?
– Как достойно случится, Лев Давыдыч, насколько выйдет болей-меней...
Евген со Змитером также не опоздали к намеченной встрече. Приехали из Семиполок после стрелковых тренировок на базе добровольцев из "Киевской Руси". Одна Тана с раннего утра обосновалась на хозяйстве в Дарнице. Конечно, со вчерашнего дня много чего питательного осталось, но Евген успел ей дополнительно, грамотно помочь с ланчем.
– Ленч - это языковое уродство, Тана Казимировна. Филологически и гастрономически я признаю только ланч.
– Во-во! Я тоже, Ген Вадимыч. Правила транслитерации с английского никаким уродам не позволено нарушать. Не то на выходе получится неяк несъедобно и безвкусно.
– Или же недоделано, недожарено и полусварено.
– Думаю, наши дела мы сумеем довести до конечного пункта.
– А то не!.. Как-никак мы зараз легитимные враги государства. В конце-то концов...
Евген и Тана, оба не забыли, как вчера Двинько иронически повествовал, чего нынче деется и что содеялось с их политическим бегством из Американки. Как-то оно даже смешно поминать о том, находясь на воле, в безопасности от посягательств того самого разбойного государства, оставшегося с носом и за кордоном. Разговаривали, общались они за вчерашним обедом большей частью по-русски. Вольно и невольно. Как ни брать, русский - язык межнационального общения в смешанном белорусско-украинском обществе. С большего в застольных речах, чтобы ни понимать под этим перемежающимся определением на белорусской мове или в российском говоре.
Поначалу дед Двинько со смешочком расповедал за-ради пущего аппетита, что официально в скорохватный розыск три беглеца были объявлены лишь в десятом часу утра. Долго-то как просыпались и раскачивались президентские спецслужбы и прочие не слишком компетентные органы! Словно бы вам и нам с праздничного похмелья.
К тому времени, помнится, трое политических беженцев обретались уж за госграницей, за межой, вне досягаемости государственных силовых структур, правоприменительных к нынешней Республике Беларусь. Зато ближе к вечеру лукашистские держиморды преодолели-таки синдром похмельного понедельника, уточняем, во вторник все же. Засуетились, замитусились по всем возможным и невозможным напрамкам. В стольном Минске ажно успели шпарко отпечатать и вывесить на милицейских розыскных стендах, новейшие тюремные портреты тройки политзеков, совершивших дерзостный побег в разгар избирательной кампании в Палату представителей. Хотя в сонной провинции с полиграфической рекламой знаменитого освобождения припозднились до среды или до четверга.
Знать, тем не менее, из белорусской глубинки рядовые оппозиционеры стали предпринимать демонстративные диссидентские паломничества к тамошним ментовским участкам. Красноречиво и молчаливо они собирались мелкими группками, заинтересовано рассматривали тамотка тусклые изображения особо опасных, громогласно разыскиваемых государственных преступников. Считалось, хе-хе, почему-то, что бежавшие из гебешной Американки скрываются где-то в Беларуси.
Публичный почин, интерес подхватили, осветили еще отчасти независимые от президентского государства белорусские средства массовой информации. Поэтому в
Интернет-вещание о громокипящем отходе, сколь повелось, поддержали тихие народные слухи. Больше всего потихоньку разговаривали и шептались о мистическом подземном взрыве, напрочь-де завалившем и разрушившем секретные катакомбы КГБ. Каким-то образом тихенькой антипрезидентской общественности стало известно - следов-то каких-либо взрывчатых веществ в месте завала не обнаружено.
В пятницу и субботу одновременно с пресс-конференцией в Киеве милицейские розыскные плакаты трех политбеженцев, налицо оказавшихся эмигрантами, украдкой принялись убирать с недобрых глаз долой. Сперва в столице, затем в областях. Надо полагать, в Минске наверху сообразно дотумкали, постановили не горлопанить о сусветном конфузе. Дескать, скандального политического шуму не оберешься. Теперь на весь крещеный мир нехорошо прославились и бездарно ославились в который уж раз. На несколько дней в мировых масс-медиа удалой уход из гебистской спецтюрьмы предстал самой главной событийной новостью из Беларуси и Минска. Истинно медийной сенсацией.
В Москве, рассказал отдельно Михалыч, рекламно-розыскную акцию лукашенковских архаровцев официальные лица никоим грехом не поддержали. Сочли внутренним белорусским делом. Обо всем, связанном с идейным побегом и тремя уголовными делами, многозначительно молчат, доселе в официозах замалчивают. С какой стати, спрашивается, лишний раз осложнять нефтегазовые трения, прения и, так сказать, терки промеж союзных подельников? Не помогло даже громкое в Украине, на правительственном уровне, участие в судьбе трех политэмигрантов, претерпевших в РБ от ложных обвинений.
Никакой вам, крамольники, публичности в России! Будьте благонадежны...
Кстати, в Интерполе дело о белорусском бегстве приняли к неспешному скрупулезному рассмотрению. И с какими-либо скороспелыми уголовным выводами, нисколько не торопятся. Не говоря уж о международных судебно-полицейских телодвижениях...
По словам Двинько, новый, пребольшой антилукашистский скандал в закордонных свободных СМИ неминуемо должен разгореться со дня на день. Затем легкие на подъем политики, парламентарии разных стран и зарубежных народов не преминут подключиться к достохвальному публичному делу.
– ...Замшелые, фе, оппозиционные поводыри, системно и режимно зарегистрированные в лукашистском Мин"юсте, - уничижительно фыркнул дядька Алесь, - покамест недвижимо отмалчиваются в онучку. Но, думаю, вскорости они союзно примкнут к европейским и американским голосам, вещающим в вашу защиту. Как-никак вождям негоже отставать от поезда и отрываться от ведомых партийных масс. Не то демократический паровоз, ту-ту, политкорректно уйдет без них.
– Publicity is prosperity, - сентенциозно по-английски и по-журналистски вслух присоединился к двиньковскому прогнозу Вовик Ломцевич...
– ...Я, друзья мои, не спешу давать вам благие советы, - продолжил ту же самую криминально-политическую тему Алесь Двинько за ланчем в Дарнице.
– Как вам поступать конкретно, вы уж решайте самостоятельно, совместно и уместно. Но, будьте благонадежны, моей посильной помощью и поддержкой вы можете располагать далеко не абстрактно.
Разом с тем я придерживаюсь мнения, что в ваших уголовных бедах-злосчастьях и в тюремной неволе априори ответственна, будем благонадежны, дедуктивно виновна белорусская держава. То бишь это бездуховное государство, та еще власть предержащая, вкупе с подначаленными ей малыми властями прилежащими и те, кто им влюбе пособничают, сознательно и демократически оказывают многолетнее доверие.