Конечная остановка
Шрифт:
"Писатель - это прибор, показывающий состояние общества, и лишь в ничтожной степени - орудие для изменения общества. История показывает, что общество изменяют не литературой, а реформами и пулеметами... Литература в лучшем случае показывает, в кого надо стрелять или что нуждается в изменении..."
В это время Евген Печанский детально, ответственно вовсе не литературно, почти никого не цитируя, авторски занимался обеденными приготовлениями.
"Где один день пушкинского праздника жизни, там и следующий неизменно настает в продолжение однажды авторизовано начатого. А завтра в пятницу с утра как посажу брательника Сев Саныча на аэроплан
Тачку надо под вечер встретить, с добрыми людьми из Белорашки пообщаться без великих кухонных заморочек с ночным прицелом на будущее. Хорошенького понемножку. По меньшей мере не каждый же день увлекаться изобильными зваными обедами и ужинами..."
К позднему обеду в тот сентябрьский четверг он ожидал наряду с питерским братцем Севастьяном, вроде разобравшимся со всем своим бизнесом на Украине, и настырную журналерку Одарку. Ее же кличут Дашутка. Между кулинарным делом, отменно способствующим проницательным психологическим размышлениям, Евген кое-чего отметил. Она, видимо, положила-таки на него своенравный ярко-синий девичий глаз без каких-нибудь вам репортерских затей. По-простому. Или же, сколь на них посмотреть здравомысленно, частенько даже в очень сложноподчиненных отношениях, предложениях, предположениях мужчин и женщин.
"Не до шуток, коли есть импульсивная Тана под боком, за стенкой..."
Двоюродные братья Печанские расстались в киевском аэропорту Борисполь накоротке, по-деловому. Без лишних слов, протокольных объятий, долгих рукопожатий и родственных слюнявых прощаний. А Севастьян неспроста еще разок напомнил Евгению об ожидаемом приезде в Киев московского журналиста Буянова:
– Иной раз подальше положишь - поближе возьмешь. Не всем у нас в России по нраву приколы и протоколы совковых мудрецов...
В аэропорт Евгена подбросила Одарка Пивнюк на немудрящей украинской "таврии".
"Таврида... Символично, однако..."
Она же Дашутка завезла их со Змитером на стрелковую тренировку под Семиполки. Туда ж, в загородный особняк Андрея Глуздовича, ближей к вечеру подъехали из Минска старые испытанные друзья Евгена на столь же надежном завещательном "шестисотом".
"Бека за баранкой, Костя Кинолог с ним за штурмана. Хлопцы моих коней запрягли под капотом. И на раз оба-два в Украину проветриться с оказией..."
– Распрягайте и располагайте, хозяин! Ваш "мерин" в полнейшем порядке. "Отец и сын Бекарени" в качестве незарегистрированного семейного автопредприятия порядочность гарантируют...
Еще на отсидке в Американке, Евгений Печанский юридически оформил с легальной помощью Льва Шабревича куплю-продажу наследственного автомобиля марки "мерседес" некоему украинскому подданному по фамилии Пичански. Окказионально вон-таки оба они в одном физическом лице дождались давешнего минского приобретения двухнедельной давности.
Из-заграницы Евгенов "мерс" прибыл чин по чину оформленный с необходимыми сопроводительным бумагами под водительством Лавра Бекарени. Им Лаврик так-сяк значится по белорусскому паспорту в наличии.
Между тем и сем различных псевдонимов, всяких-яких сетевых ников, личин и ликов у него, наверное, побольше, чем у Змитера и Дашутки вместе взятых, - как-то предполагает о том Евгений. Поскольку его стародавний однокашник всесторонне и отвязано совмещает вроде бы несовместимое. С одной стороны, Бека, - это по школьному и детсадовскому прозвищу,- на пару с отцом профессионально занят авторемонтом и высококлассным тюнингом дорогих автомобилей. С другой, он - один из могучих российских хакеров. Анонимно и очень скрытно. Со всем тем в обоих видах международной деловой жизнедеятельности железно пребывает в тени. Официально в двух сопредельных и союзных государствах Лавр Георгиевич Бекареня числится трактористом-механизатором у какого-то фермера под Смоленском.
От того-сего дальнего смоленского родственника Лаврик, к слову, намедни послал в районную налоговую инспекцию соответствующую справку. Притом с почтовым уведомлением о вручении. Как скоро - так сразу, едва ему пришло казенное письмо счастья с нахальным требованием заплатить спецналог на декретное тунеядство.
– На свету, Георгич, засветился?
– подал тональную реплику Евген.
– Иногда оно нужно, Вадимыч. Работаем под прикрытием, что ни говори! Чем дурнее бумажка, тем больше она впечатляет бюрократических букашек, мытарей. И другую дробно ярыжную срачь и сволочь!
– мотивировал Лавр.
– Белгосзаконы нужно потреблять ровно вонючий деревенский самогон из бураков. Зажимай нос, закрывай глаза и пей. Может, удастся расслабиться.
Насколько оно известно не одним лишь расслабленным гражданам Республики Беларусь, предержащее тамошнее государство в соответствии с декретом собственного своего главы огулом зачисляет в дармоеды, мытарит многих и многих, предпочитающих привольно работать на себя.
Подумать только! Совсем не на того самого батьку Луку в президентском кресле! Вот он там и сям, который порскает свору наглых налоговиков на каждого, кто не желает денно и нощно ему служить, на него батрачить всю рабочую неделю, ежедневно горбатиться от звонка до звонка. Или еще как-нибудь несчастно ишачить в частном хозяйстве президента Луки, в какое давно уж превратилась лукашенковская самодержавная РБ. Мало ему, горлохвату, косвенных налогов!
Прочувствованный рассказ Лаврика о последних налоговых новинках президентской Беларуси был принят Евгеном к сведению. Сдержано, но не отчужденно. Пригодится, поди, когда придет время изредка трудоустраивать через Россию на своей, собственно и законно, украинской фирме кого-либо с неблагополучным и безотрадным белорусским гражданством.
Редкое имя, отчество и по паспорту отечество Лаврик заимел от родителя, - припомнил Евген. Путем свидетельства о рождении зарегистрировали Беку казенно в БССР, но с фигурой умолчания. А именно, в честь белого генерала Лавра Корнилова, некогда славно воевавшего с краснозвездной нечистью в прошлом веке. Оттого Лаврик ох не любит, если кто-то исторически ошибочно обзовет его Лаврентием. К небезызвестной исторической фигуре Лаврентия Берии отец и сын Бекарени относятся куда как неприветливо и недружественно, благопристойно говоря.
– ...Тебе, Геник, дружеский привет от батьки. Не от Луки-урода, понимаешь. От моего батяни родного. Персонально велено передать. С наилучшими пожеланиями рабочего мастерового класса.
– И ему того же, Бека. От меня дядьке Жоре Стасичу всего самого-самого.
– Как там в отвязанной Калифорнии твоему Вадим Сергеичу живется? Денежно?
– Не жалуется. В гости сюда в Киев собирается. Меня к себе зовет.
– И что ты решил, братка?
– Решительно о том думаю. Но с окончательным решением о постоянном месте жительства покуда, мыслю обождать, повременить полгода или год.