Конечная Остановка
Шрифт:
Всяк и вся, в том роде и человеческие сообщества, непременно существуют, сосуществуют в переплетении различных и отдельных, более-менее продолжительных судьбоносных нитей. Без маломальской протяженности о какой-нибудь судьбе толковать нечего. Тем паче скрупулезно рассматривать чью-либо жизненную судьбу в произвольном отрыве от других людских биографий. Паче того, судить о ней вне обязательных общечеловеческих взаимосвязей, причудливо сплетенных соотношений, зачастую весьма и весьма путаных взаимодействий, на первый взгляд, неструктурированных, нелогичных и нерациональных.
По логике текста и контекста здесь и сейчас, немедля напрашивается параболическое
Частенько так оно и происходит, бывает, бытует во многом с людьми, по каким угодно причинам, следствиям, мотивам, под разными предлогами, вольно и невольно собравшимися воедино в одно время, на одной земле, под одним небом. Был клок перепутанных разноцветных ниток, волокон, прядей - и нет его отсель.
Впрочем и между прочим, для кого к счастью, иным на беду в переплет, кое-какие людские сборные сообщества так просто не распадаются в пространстве-времени. И общую для них судьбу мы можем продолжено, структурно и фактурно, проследить хотя бы по верхам.
Ан, если уж сравнивать не столь поверхностно, то общая судьба человеческих множеств намного существеннее сходна с долговечной прочной тканью, по структуре ей подобна и тождественна. Стало быть, гораздо уместнее хоть вмале порассуждать о взаимно сотканной совместной судьбе некоторых или многих. Ведь общежитейского людского сходства мы наблюдаем не в пример поболе, нежели обособленных различий.
Кто или что создают, творят, производят, воспроизводят эту общинную ткань? Кто или что суть тот таинственный демиург, сокровенный творец? Верующие и неверующие, знающие и незнающие отвечают на этот творческий вопрос вестимо по-всякому. Гораздо больше всяческих ответов у мало верующих и слабо знающих. Да ответит каждый на него самому себе! Вольному воля. Как и совершенно по-разному не желающим отвечать на другой извечный вопрос о том, что же движет людскими сообществами, содружествами людей, человеческими соединениями, союзами? И что, кому по силам объединить особ человеческих в одну семью, в одно этническое племя, в единый народ, нацию, в одну страну, долговременно живущую и действующую заедино? А как долго всевозможно разнообразные единения способны продлиться? Насколько она прочна, наша единая ткань общественной судьбы?
Такие вот они, наши современные и своевременные белорусские вопросы, настоящие, предержащие, обеспечивающие суверенную будущность белорусов или ее воспрещающие.
Непреложно поэтому в нынешние особые времена всякому-якому белорусскому автору - как малописьменнику, так и многопечатнику - стоит посильно задуматься, зачем и отчего он сводит разом в одном произведении своевольных героев, протагонистов, персонажей. Сотворит он из них рыхлый ком новосоветской ветоши? Пришьет ли новые заплаты к ветхой совковой одежке? Или, напротив того, крепчайше преднамерен соткать грядущую живописную ткань, полотно, ковер, гобелен с истинно белорусским узором в интерьере и в экстерьере.
Воистину следует напомнить писателям и читателям, что любой сюжетно связный и литературно внятный текст есть ткань в прямом этимологическом смысле. Хотя мало кто узуально, в предвзятую вернакулярно, отдает себе отчет, почему «текст» и «текстиль» - на поверку слова глубинно однокоренные, лишь на поверхности словоупотребления ставшие омонимами в новых изменчивых языках.
В то же текущее время сообразно обновляемые сюжеты нам неизменно уделяет жизнь снова и снова. Так что с удовольствием срывай день, лови момент, автор! Бери и пользуйся, мануфактурно излагай, вводи его в текстовую реальность, всем предлагающую взять ее да прочитать.
И того более, если трое наших героев из настоящего пролога в четырех частях в дальнейшем вовсе не собираются пребывать наособицу, глупым ватным комком в бессмысленной пустонародной кучке. Так уж оно задумано автором в форме действительного плана нижеизложенного повествования. От данного пролога к намеченному эпилогу.
КНИГА ПЕРВАЯ В ПРЕДДВЕРИИ
– Кем были Адам и Ева?
– Конечно же, белорусом и белоруской! Потому как одни лишь белорусы могут шастать по лесу голыми и босыми. Делить одно яблоко на двоих. И притом вопить, будто они живут в раю. Из «Антологии анекдотической политики» Алеся Двинько. Перевод с белорусского.
Глава первая Неосторожен и здоров
В четверг вечером Змитер умиротворенно отсрочил на время надоедливые бытовые озабоченности. Баста, довольно!
Завтра-послезавтра надо бы тебе для полного счастья хозяйскую диван-кровать передвинуть от окна к дальней стенке, телевизионный кабель перебросить из коридора к себе в комнату, за дополнительные кабельные каналы заплатить, стационарную точку доступа к интернету оборудовать, еще там кое-что героически заделать по мелочи. Слава те Господи, хоть ужин сегодня готовить не надобно, коль скоро в гости к хорошим людям не как-нибудь собрался. Цветики закуплены по дороге домой, две бутылки импортированного вина далеко не белорусского полугосударственного разлива искусительно дожидаются совокупного употребления. А больше для порядочного визита к писателю и письменнику Алесю Двинько, ему, Змитеру Дымкину, и не потребуется.
Достоименно точно так с дружеским неофициальным визитом к Алексан Михалычу Двинько, альбо на родной мове, по-белорусски к дядьке Алесю, должно отправляться. Притом далеко идти, ехать, трястись в общественном транспорте незачем, коль живут они теперь оба в одном и том же доме. Разве что подъезды с разных сторон.
Когда-то впервые побывав дома у дядьки Алеся, его всюду пробивной молодой гость натурально опозорился и осрамился. По-простому, шаблонно затарился в кондитерской лавке нисколь не дешевым минским тортиком, молдавского в натуре коньяку узкую бутылочку захватил с собой. Думал так сойдет навестить вечерком не слишком хорошо знакомых собеседников. Оказалось, промахнулся, хотя его предупреждали: ничего съестного, дурнее того, условно съедобного не тащить к добрым людям. Подумал, остолоп, это оно у них из вежливости. И крупно обмишурился.