Конечная остановка
Шрифт:
"Кр'eдит не кредит, а дебет не кредо".
В политике и в экономике Евген, - как его на белорусский манер чаще всего именовали друзья и сослуживцы, - предпочитает относить себя к реалистам и прагматикам. Те же самые рассудительные качества присущи ему и в приватной жизни.
Тем самым как не попомнить его развод! Рационально провел он его в виде аудиторской, судебной и риелторской операции с использованием всевозможных законных мер воздействия на повинную сторону. К чему-либо противозаконному и криминальному прибегать не пришлось. А после оплаты неотъемлемых издержек и скорой продажи их трехкомнатной квартиры он практически вышел с некоторой прибылью, причем на бывшей жене повис неслабый долг. Причем негласно предпринятое частное расследование
Как только в прошлом году началась заблаговременная подготовка к бракоразводному процессу, пока шли суд да дело, Евген перебрался не за город в далекие Колодищи, но из Серебрянки в центр, в свою старую комнатенку к дяде. Глупейшую идею, как бы по-семейному пожить у матери на дальнем Западе, он отверг с порога. Тем временем у центрового дядюшки легко прожить некоторое время, воспользоваться по-родственному и жильем, и дружбой, и бесплатными консультациями полковника милиции в отставке.
Говорить в банальности, словно бы упокоившийся дядька Алесь заменил ему отца, эмигрировавшего 20 лет тому назад, нашему Евгену Печанскому не приходиться. Батька есть батька, он и в Сан-Франциско ему настоящий отец: был, есть и останется. Между тем иметь отцовского братана в реальных друзьях ему очень нравилось, чуть ли не с младенчества. Что может быть лучше, как скоро есть возможность сбежать от надоевших, вконец доставших родоков к дядечке, который все про все понимает? Плюс еще ему по силам нехило приструнить и угомонить предков, в жесть охреневших на воспитании и отметках за дурацкую учебу? А без отца, в шерсть и против шерсти, на дому стало куда хуже при одной матери под боком. Зато у дядьки Алеся ей его уже никак и ничем не достать.
Так вот и получилось, что Евген сызмала привык да приспособился жить ровно на два дома. Сейчас же этот второй дом полноправно превратился в его собственность, родную и единую, не исключая отсюда примелькавшихся привычных соседей по подъезду, во дворе ли на лавочках. Или же возьмем старых добрых дядюшкиных знакомцев по дому, если кое с кем них наследник с удовольствием поддерживает небесполезную умную дружбу. Как тут не вспомнить отныне по-соседски о Двинько Алексан Михалыче?
В придачу и этакое выдающееся шестиэтажное многоквартирное здание в центральном районе белорусской столицы по старорежимному адресу улица Ульянова изрядно заслуживает того, каб его помянуть отдельно добромысленным словом. Притом не столько потому что в нем выпало жить-проживать некоему Евгению Печанскому, политически и экономически независимому, свободному, образованному молодому профессионалу в области финансов и аудита. То, как жил он в других местах города, и припоминать незачем коренному истому менчуку, менчаку в четвертом поколении.
"Так скажем, коли-николи основные дела в родном Менске сделаны. Зараз будет не лишним на дачу закатиться, и там дела не мало. Но до того затребованы провиант и провизия: себя, одинокого, покормить и завтрашних гостей продовольствено подпитать.
Истинный центр далек от эпицентра..."
По пути за город Евген заехал за ржаным бородинским хлебом в булочную, что на Круглой площади. По-другому это примечательное место он не называл и не признавал идеологических переименований. Мало ли чего можно наворотить с названиями да прозваниями?
"Победный столб-памятник квадратного сечения, а площадь-то по-житейски все равно застанется круглой..."
ПРОЛОГ ВТОРОЙ
Стихи и проза
Всякие антураж и пейзаж Змитер Дымкин на круг и вокруг научился, себе поставил прежде всего оценивать с профессиональной точки зрения. Что, кто и как могут ему пригодиться при подготовке очередного материала, в поисках горячей темы, для получения закрытой инсайдерской информации - всегда его интересовало, занимало в первую очередь. Все остальное побоку и потом. Журналистом надо быть 24 часа в сутки, неусыпно и недремано. Иначе ты никто и звать тебя никак, несмотря
Каждый человек живет и взаимодействует в конкретном социальном окружении, каким бы он там ни был мирным затворником и дремучим отшельником, - преисполнен твердых убеждений Змитер Дымкин. Он же Змитрук Дымкович, Дмитрий Дымов, плюс несметные прочие авторские псевдонимы, поставленные над или под его статьями, репортажами, очерками, комментариями. Но придавать излишнее значение объектам своей деятельности истовому профи ни в малейшей степени не пристало. Сверх того, если потенциальные типажи покамест без надобности; тематически взятые скопом, являются не более как трехмерной декорацией, людским многоплановым антуражем. Или же реально существуют лишь в декоративном состоянии анимированного городского пейзажа, который ты рассматриваешь оценивающим, отстраненным взглядом индифферентного профессионала с разносторонних, порой диаметрально противоположных ракурсов, аспектов, перспектив и ретроспектив...
Сочинив несколько раскидистых, расписных вводных сентенций к предполагаемому комментарию о состоянии престарелого жилого фонда в центре города, Змитер продолжил изучать и вживаться в новоявленную обстановку. Мало ли чего когда-нибудь сгодится? Дома, люди и так далее, вблизи, вдали... Потому, в таком практическом рассмотрении, новых ближних соседей он сметливо берет в неотъемлемом приложении к дому, где он на днях великолепно поселился. Следовательно, разыскивает привычно и профессионально отбирает информацию обо всем, что перед глазами. Если он это видит, то и читателям он должен открыть глаза на те или иные жилищные проблемы.
"В проблематике, в теме и в реме", - своемысленно, лингвистически отрезюмировал Змитер Дымкин, прагматически и практически работающий на разномастные издания самых противоборствующих, противостоящих, противительных направлений, мнений. "Синонимы и антонимы можно раскидать по местам, по абзацам, по тексту чуточки погодя, при наборе и верстке".
Содержание едва ли не всех готовящихся материалов Змитер каждый раз досконально обдумывал, отрабатывал в мыслях, лишь затем переносил в цифровую системность дисплея и сохранность жесткого диска. Потом же усердно правил, работал с распечаткой, после того - со сверстанными газетными гранками-полосами. "Как учили и не устают нас поучать отцы, деды, старшие товарищи редакторы и пожилые господа пишущие. За что им наше вам молодежное спасибо от щеглов, сынков, салаг и салабонов!"
В свои 27 минувших лет почти ко всем тем, кто старше и опытнее, Змитер относится не без молодого скепсиса. И с основательным авторским самомнением полагает себя состоявшимся журналистом, достаточно, хорошо известным редакторам и читателям белорусских масс-медиа. Неизбежно в таком вам системном порядке: сначала берем начальство, редакторов, следом пойдет читающая рядовая публика, понимающая, думающая, знающая или ничего себе не соображающая. По крайнее мере, вселякие отклики на его публикации Змитер последовательно получает и от разумных читателей и от неразумных. Но опять же не пользователям бумажных и электронных СМИ решать, что пойдет в номер, а чего им знать, ведать не положено.
Как-то раз умный выпускающий редактор из общеполезной белорусской газеты, сплошь независимой от лукашенковского государства, с намеком положительно пошутил. Достоверно, у нашего Думцевича-то фамилия в гонорарной ведомости смотрится благолепнее и многозначительнее любого надуманного псевдонима. Змитер с ним по большому счету мог бы и поспорить.
Ему нимало не нравятся в публичности его имя и прозвание, доставшиеся от родителей, прадедов, из свидетельства о рождении в Бресте, из того же паспорта с президентским гербом-капустой. Подумать только: некто урожденный Владимир Ломцевич-Скибка! Да его и назвали-то берестейские предки по имени пушкинского стихотворного героя, долго выбирая, сами признались, кем ему у них быть. Евгением Онегиным, романически? Или, быть может, Владимиром Ленским, поэтически?