Конек-горбунок
Шрифт:
– Она знает, что я должна накормить.
Я хмыкну. Взорвусь:
– Ну почему же ты?! Больше некому?
– Я! Я!
–
Она посмотрит в последний раз на свою хрущевку, зажмет в ладонях бестолковую башку Малыша, шмыгнет носом, сядет в такси.
Потом "Шереметьево", таможня, нервы.
– Мам, у тебя что-то на лбу выскочило.
Мать бережно изучит мое лицо.
– А у тебя сбоку какая-то фуфляндия.
– Такого слова нет.
– Выражаться правильно еще нужно? Нет уж!
Отвернется, промокнет красные глаза.
– Как ты будешь там, мама?
– Как все, сынок.
Улыбнется, глотая боль:
– Жизнь, она же
Пожилая женщина с короткой мальчишеской стрижкой и осанкой профессиональной танцовщицы щурится с фотографии. Она отбросила на миловидное, изрезанное морщинками лицо густую тень от козырька ладони. Смеющиеся печальные глаза. За женщиной - без единого облачка голубая сухая пропасть неба; изумрудно-белое кружево морской пены с набегающей косо рыхло-снежной, обессиленной, вблизи берега о саму себя разбивающейся, из последних сил рыкающей волной; желтый песок побережья до горизонта.
Это она там.
Я не знаю, что теперь будут делать воробьи, караси, дворняжки. Голуби, белки, Коньки-Горбунки. Из кого будут вить веревки кошки? И я не знаю, кто теперь помашет мне с черничного пригорка.