Конфетнораскрашенная апельсиннолепестковая обтекаемая малютка
Шрифт:
— Одним чувакам нравилось одно время, другим — другое, — говорит Джуниор. — Но так или иначе, начиная с полуночи они разъезжались во все стороны из лесов. Порой по ночам вся дорога бывала полна бутлегеров. Иногда получалось так, что кто-то гнал прямиком за тобой, ни хуху не отставая, и ты даже не знал, кто гм-он такой — представитель закона или другой перевозчик виски.
Это был просто бизнес, подобный любому другому бизнесу — скажем, перевозке молока. И тем не менее имелась там одна весьма забавная деталь. В те дикие времена старые добрые чуваки со всей страны возили самогон по дороге со скоростью девяносто миль в час, принимаясь мало-помалу друг друга теснить. И самое забавное заключалось в том, что тогда весь этот бизнес становился состязательным почти в эстетическом, чисто спортивном смысле. То, как старые добрые чуваки форсировали двигатели своих автомобилей… со временем это стало почти что наукой. Все до единого отчаянно желали построить такой быстрый автомобиль, какого еще ни у кого не было. Тут дело даже доходило до промышленного шпионажа. Старые добрые чуваки ночами гонялись друг за другом по автострадам, с ревом проносясь сквозь черноту глубоких ущелий меж глинистых выступов и деревьев, порой нарочно прикидываясь государственными чиновниками, лишь бы бросить остальным вызов, проверить их, посоревноваться… устроить спортивное состязание, едрена вошь, летя сквозь тьму, мимо старой луны Северной Каролины. Все эти машины имели липовые номера. Если какому-то старому доброму чуваку вдруг приходилось бросить свое авто, агенты смотрели на номер машины и обнаруживали… что она никому не принадлежит. Вообще-то не было ничего такого сложного в том, чтобы съездить в автомобильное бюро и получить там нормальный номер, если у тебя имелись деньги, чтобы за всю эту радость заплатить. Хотя теперь, понятное дело, с введением принудительного страхования, все обстоит гораздо круче. Теперь до получения номера тебе необходимо оформить страховку, а это ведет к массе различных сложностей. Джуниор не знает, как все это в наше время проделывается. Так или иначе, все эти автомобили с могучими моторами на вид вполне кажутся вполне обычными и особого внимания не привлекают, однако как следует их замаскировать тоже не получится. Они чуть приподняты сзади и имеют очень широкие шины для перевозки тяжелых грузов. А что касается звука…
— Тут уж не было совсем никакого способа замаскироваться под обычную машину, — говорит Джуниор.
Мать твою за ногу, этот звук глухой ночью: стонущий, ревущий, гудящий по всем низинам, по всем глинистым ущельям… да, это было нечто! И по всему деревенскому Югу, блин, да что там, вообще по всему Югу, пошли легенды о диких ночных гонках старых добрых чуваков, развозящих виски. Причем дело тут не ограничивалось простым восхищением. Нет, здесь было нечто поглубже. Если привести весь этот полуторавековой бизнес в современный фокус, то самая его соль будет заключаться в бунте деревенского народа против федералов, против приморского правительства, в борьбе за свою независимость, В неповиновении внешнему миру. Именно поэтому для всего этого дела и кое для чего еще была создана целая мифология. И в рамках этой дикой мифологии машина сделалась на послевоенном Юге подлинным символом освобождения.
— Полиция штата и агенты по сбору налога на алкоголь каждую ночь выезжали на патрулирование, — говорит Джуниор, — но кхе-они редко кого ловили. Примерно так же гм-собаки гоняются за лисой. Собакам нипочем не поймать лису — она просто всю ночь будет водить их по кругу. Меня ни разу не ловили за незаконную транспортировку. Мы всего лишь один раз потеряли машину, да и у той гм-просто сломалась ось.
Лиса и собаки! В перевозке виски определенно присутствовал некий элемент игры, особенно если учесть, что старого доброго чувака, пойманного на транспортировке, могли как минимум на два года упечь в тюрьму. Однако эти чуваки были слишком дикими, чтобы всерьез относиться к такой перспективе. Кроме того, участники всей этой погони придерживались определенного кодекса. Никто в округе Уилкс, ни старые добрые чуваки, ни агенты, никогда не делали ничего такого, чтобы нанести другой стороне физический ущерб. Хотя предполагалось, что в некоторых других южных районах чуваки использовали дымовую завесу или ведра с гвоздями. Сзади на их машинах имелись специальные приспособления, чтобы в случае приближения агентов можно было устроить дымовую завесу, дабы ослепить преследователей, или рассыпать гвозди по автостраде, чтобы у представителей закона полопались шины. Но в округе Уилкс никто и никогда ничего подобного не предпринимал, потому что это был очень славный способ кого-то убить. Отчасти это объяснялось тем, что, если кого-то из агентов на Юге убивали, из Вашингтона их прибывала целая орда, и очень скоро представители закона принимались буквально дюйм за дюймом обследовать гребни, сжигая дотла винокурни. И все же главным образом… главным образом это просто входило в кодекс. Если тебя ловили, ты мирно себя вел, и агенты никогда не пользовались своими пистолетами. Тем не менее порой случались и напряженные времена. Однажды вышло так, что агенты стали использовать полотна с гвоздями в округе Айределл. Такая штуковина представляла собой полоску кожи, утыканную гвоздями, которую агенты укладывали поперек дороги в темноте. Старый добрый чувак замечал ее, только когда бывало уже слишком поздно. Если после того, как лопались шины, его слишком круто разворачивало, тот чувак мог за милую душу погибнуть. В другой раз полиция штата установила баррикаду на дороге через тот чертов мост у Миллерсвилля, желая поймать парочку беглых преступников. В общем, пара старых добрых чуваков подкатила с грузом, и на дороге оказалась баррикада, но чуваки уже ехали по мосту, отчего им просто пришлось выпрыгнуть из машины и нырнуть в реку. Полиция, увидев, как двое мужчин выпрыгивают из машины и сигают в воду, открыла огонь и угодила одному старому доброму чуваку точно в задницу. Пока бедолагу вытаскивали из воды, он все повторял: «Чего ради вам понадобилось в меня стрелять? Чего ради вам понадобилось в меня стрелять?»
В этих словах не было боли, страдания или гнева. В них было только дикое недоумение. Эти ублюдки нарушили кодекс.
Затем федералы начали получать машины с рациями.
— Эти рации не принесли им ничего хорошего, — говорит Джуниор. — Как только чиновники получают рации, кхе-чуваки тоже получают рации. Они просто едут и раздобывают точно такие же. Тогда стало чертовски тяжело поймать гм-чуваков при помощи рации. Кхе-они просто слушали по рации разговоры инспекторов, узнавали, где будут установлены заставы, и ехали по другому маршруту.
Мало того, совершенно по другому маршруту. Старые добрые чуваки знали проселочные дороги, дороги с гаревым покрытием, всевозможные объезды и окольные пути, в общем, все ходы и выходы, а агенту требовалось прожить целую жизнь в Северной Каролине, чтобы хоть немного все это усвоить. Ни на одном из маршрутов не было практически ни одного участка пути, где бы старый добрый чувак не мог при необходимости резко свернуть с дороги и поехать прямо по сельской местности. У них имелись дикие окольные пути вокруг практически каждого городка и любого перекрестка в районе. А еще у чуваков были свои методы и против всяких «узких мест» — легендарных устройств, так называемых «бутлегерских желобов», сирен и красных фонарей…
Весь вопрос здесь попросту заключался в том, чтобы не отстать в соревновании. Тебе всегда приходилось раздобывать новейшее оборудование. Раз это был такой же бизнес, как и любой другой, ты просто должен был оказываться на высоте: «Там были более надежные чуваки — они и работали лучше». Да, для Джуниора все это могло быть бизнесом, однако целому поколению старых добрых чуваков, выросших на Юге, бизнесом это вовсе не казалось. Бутлегерские машины в округе Уилкс одна за другой начали получать популярные названия в духе поклонения народным героям: «Черный Призрак», «Серый Призрак» (оба эти автомобиля принадлежали Джуниору), «Матушка Гусыня», «Полночный путник», «Старая Верная Лошадка».
А затем, в один прекрасный день 1955 года, агенты тайком перевалили через гребни и сцапали Джуниора Джонсона прямо у самогонного аппарата его папаши. Самого Джуниора Джонсона, которого никто не мог поймать!
Арест застал Джуниора в тот самый момент, когда он уже действительно готов был начать свою карьеру гонщика на серийных автомобилях. Когда его арестовали, парень заявил, что он никаким боком не замешан в «виски-бизнесе», что он уже два или три года не перевозил никаких грузов. Еще он сказал, что у него просто отпала нужда корячиться с перевозкой виски после того, как он подключился к гонкам на серийных автомобилях, пояснил, что он там вполне прилично зарабатывал. А у самогонного аппарата он оказался, просто помогая своему папаше выполнять часть тяжелой работы. Так уж у них принято: невозможно отыскать в Ингл-Холлоу ни одного старого доброго чувака, который не помог бы своему папаше перетаскивать здоровенные куски ясеневых дров. (Дрова из ясеня в лесах использовали по той причине, что они давали совсем мало дыма.) Джуниора приговорили к двум годам тюремного заключения в федеральном исправительном заведении в Чилликоте, штат Огайо.
— Если по закону мне следовало отправиться в тюрьму, — говорит мне Джуниор, — что ж, тогда все отлично и замечательно. Хотя я не думаю, что истинные факты того дела подтверждали правильность вынесенного мне приговора. До того случая меня ни разу в жизни не арестовывали. Полагаю, меня скорее наказали за прошлое. Чиновники получили от этого кайф, потому что их страшно злило, что они долгое время не могли меня поймать. Как только я обрел кое-какую известность за счет гонок, они открыли настоящую охоту за моей семьей. Я к тому времени уже вышел из «виски-бизнеса», и они это знали, но все равно страшно хотели хоть на чем-то меня поймать. Я вышел, отсидев десять месяцев и три дня из всего срока, но через два-три года гм-меня снова туда отправили, и я отсидел почти половину пятьдесят шестого года и весь пятьдесят седьмой. Вообще-то требуется кхе-год, чтобы по-настоящему от чего-то подобного гм-отойти. Боюсь, я пропустил самый расцвет своей карьеры гонщика. Думаю, если бы мне дали тот шанс, который я, по-моему, заслужил, а не запрятали в эту долбаную тюрягу, моя жизнь получила бы настоящий разгон.
Однако, раз уж на то пошло, арест лишь сделал легенду о Джуниоре Джонсоне еще круче и ярче.
И все это время Детройт продолжал понемногу повышать скорость — от ста пятидесяти миль в час в 1960 году до ста пятидесяти пяти, ста шестидесяти пяти, ста семидесяти пяти и наконец до ста восьмидесяти на самой длинной прямой, — а старые добрые чуваки на южных гонках серийных автомобилей успешно ее выдерживали. Какую бы скорость ни задавал им Детройт, гонщики отважно влетали на ней в виражи, гоняясь еще круче прежнего, пусть даже они начинали чувствовать кое-какие странности — например, что резина потихоньку оттягивается вбок с обода колеса. И черт побери! Старые добрые чуваки со всего Юга с дружным ревом носились после Стэнчена — Скорость! Мужество! — стекаясь в Бирмингем, Дейтон-Бич, Рэндлмен, что в штате Северная Каролина; Спартанберг, что в штате Южная Каролина; Уэзвервилль, Хиллсборо, что в штате Северная Каролина; Атланту, Хикори, Бристоль, что в штате Теннесси; Огасту, что в штате Джорджия; Ричмонд, что в штате Виргиния; Эшервилль, что в штате Северная Каролина; Шарлотт, Мертл-Бич — десятки тысяч старых добрых чуваков. А высший и средний класс Америки, даже на Юге, по-прежнему от них отворачивался. Но кому какое дело? Старые добрые чуваки продолжали направляться туда, где все мы, в конце концов, живем по-настоящему, — туда, в гущу ресторанов для автомобилистов, белых эмалированных бензоколонок, бетонированных площадок перед магазинами, аптек в торговых зонах, мясных закусочных с большими витринами, «Бюргер-Рамасов», «Бар-Би-Кьюбклсов» и майамских мотелей с плавательными бассейнами — прямо там, на автострадах… даже в такой городишко, как Дарлингтон, городок с населением в десять тысяч душ, черт возьми, даже туда они приезжали, сперва по трассе-52, затем по 401, по 340, 151 и 34, мимо полей штата Южная Каролина. И в пятницу вечером старые добрые чуваки уже заполняли поле внутри гоночного трека Дарлингтона своими пылающе-пастельными красотками, так и сяк расставленными на глинистой почве. Затем из машин извлекались складная мебель с террас, спальные мешки, большие термосы и коричневые бутылки с виски. К воскресенью — дню гонки! — внутри гоночного трека в Дарлингтоне оказывалось составлено шестьдесят пять тысяч машин. Шериф, как всегда, устраивает тюрьму там — прямо на поле. Нет никакого смысла пытаться вытянуть их оттуда. И вот… некий звук поднимается внутри трека, и старый добрый чувак по имени Ральф совсем сходит с ума, начиная продавать «шансы» на свой «додж». За двадцать пять центов ты можешь взять имеющуюся у него кувалду и долбануть его машину, куда тебе только захочется. Как все ревут, когда бьется ветровое стекло! Полиция, понятное дело, могла бы вмешаться, но она нешуточно занята преследованием одной старой доброй чувихи, которая разыгрывает из себя леди Годиву на выгнутом сиденье мотоцикла, голая, как сам грех, то попадая в глинистую колею, то с рычанием из нее выбираясь.
Отведите глаза, счастливые бюргеры. В понедельник начинает появляться реклама — «форда», «плимута», «доджа», — объявляющая о том, что мы дали вам такую скорость, какой вы никогда раньше не видывали. И там была эта скорость! В Дарлингтоне, в Дейтоне, в Атланте — и не просто на страницах южных газет, а на альбиносных страницах пригородных дамских журналов, таких как «Нью-Йоркер» — в полном цвете. Да, в журнале «Нью-Йоркер» показаны «форды»-победители: вот, например, Файрболл Робертс, ухмыляющийся, с сигарой во рту. А в другое понедельничное утро еще где-то появляются Джим Паскаль из Хай-Пойнта, Нед Джарретт из Бойкина, Кейл Ярборо из Тиммонсвилля и Кертис Крайдер из Шарлотт, Бобби Айзекс из Катобы, И. Джей Трайвет из Дип-Гэпа, Ричард Петти из Рэндлмена, Тайни Лунд из Кросса, что в штате Южная Каролина; Стик Эллиотт из Шелби — и из Инга-Холлоу…