Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

Фалин Валентин Михайлович

Так, в основу документа мог бы быть положен принцип отказа от насилия как средства нацио­нальной политики. Он дополнялся бы обязатель­ством не допускать использования немецкой тер­ритории третьими странами или группами стран для проведения политики силы по отношению к кому бы то ни было в Европе или за пределами Европы. При такой конструкции советские инте­ресы получали бы нужную правовую защиту.

Далее. В качестве первого шага в реализации обязательств об отказе от насилия и о неисполь­зовании немецкой территории в целях создания военных угроз другим предусмотреть выравнива­ние степени милитаризации Германии хотя бы до среднеевропейского уровня (сейчас он многократно выше), имея в виду, что на последующих

этапах именно Германия как по темпам, так и глубине мероприятий в области разоружения и контроля над вооружениями задавала бы тон в создании об­щеевропейской системы безопасности.

Нынешние обязательства ФРГ и ГДР об отка­зе от производства и обладания оружия массово­го уничтожения (ядерного, бактериологического и химического — «АВС») желательно воспроизвести в более полном виде (по японскому образцу — не производить, не приобретать, не ввозить). Кроме того, записать отказ от работ над созданием или приобретением систем массового поражения, ос­нованных на новых физических принципах.

К односторонним военным обязательствам Гер­мании, подлежащим фиксированию при мирном урегулировании, теснейшим образом примыкает проблема военного статуса Германии как таково­го. Соображения на сей счет излагаются в п. 2. Здесь же уместно отметить, что мирный договор — у нас единственный шанс состыковать объедине­ние Германии и общеевропейский процесс, хотя по времени они разойдутся, и, похоже, серьезно.

Вопрос о границах требует строгой юридичес­кой прописи. Ни в коем случае обязательства Гер­мании не должны получить форму односторонней декларации или отсылки к ранее состоявшимся и возможным будущим урегулированиям. Следует проявить осторожность в признании за немцами права на «мирные территориальные изменения». Актуальный опыт с ГДР показывает, во что все может вылиться. Не исключены «покупки» и «вы­купы» немцами своих «бывших» земель или части из них у поляков и не только у них, особенно ког­да в рамках интегрированных экономических и иных структур проблема государственных («наци­ональных») границ сотрется в общественном со­знании.

Остальные, в частности, экономические момен­ты мирного урегулирования, легче поддаются раз­решению. По ним спор пойдет скорее о том, как и насколько события, имевшие место в период вой­ны, могут и должны быть искуплены теперь. Особ­няком стоит тема экономических интересов СССР по многосторонним и двусторонним договорам с ГДР. Она рассматривается в п. 4.

Еще один аргумент в пользу полнокровного мир­ного урегулирования. Допустим, восстановление единства Германии пойдет по пути действительно­го объединения двух государств, а не поглощения большим меньшего. Даже и в этом случае возник­ли бы асимметрии в части учета интересов четырех держав, если, понятно, мы не потребуем неучастия Германии в «общем рынке» и т. п.

Реальность, однако, такова, что уход трех дер­жав и ФРГ от мирного урегулирования тождестве­нен намерению погасить права Советского Союза как державы-победительницы и как архитектора и союзника ГДР при сохранении за США, Англией и Францией весомого пакета «первоначальных прав», поскольку они перешли в боннский дого­вор 1952 года (с поправками 1954 года) и другие их договоренности с ФРГ.

Вполне вероятно, что Вашингтон, Лондон и Па­риж, желая продемонстрировать свое «великоду­шие» на фоне «неуступчивости» СССР, в состоя­нии заявить о готовности прекратить действие своих особых прав и многочисленных оговорок к суве­ренитету ФРГ. В этом случае возникла бы юриди­ческая фикция, так как ограничения суверени­тета немцев давно встроены в структуры НАТО, «общего рынка», военно-политических организа­ций Западной Европы. Пересмотр же всей сово­купности возникших за 40 с лишним лет взаимо­связей — задача в чем-то превосходящая по слож­ности воссоздание единой Германии.

Чем мог бы ответить Советский Союз на фор­мальное

«великодушие» Запада? Видимо, вы­движением проекта мирного договора («Акта мира»), выдержанного в максимально благопри­ятном ключе для широких масс немцев и дело­вых людей и предложением во имя полного и окончательного примирения наших народов под­писать такой договор (акт) только с нами. Если в 1952 году идея мирного договора с единой Гер­манией нашла широчайший отзвук в сердцах и умах немцев, то, надо полагать, отвертеться от нее сейчас противникам замены временных решений в Европе постоянными было бы значительно труднее.

2. Военный статус объединенной Германии.

Судя по всему, на этом направлении Запад решил устроить генеральное сражение. После первоначаль­ной растерянности, в момент которой высказы­вались отдельные не лишенные привлекательности идеи (вывод ФРГ из военной организации НАТО; одновременное участие Германии в НАТО и ОВД; шаги по ограничению вооружений на немецкой территории, опережающие общеевропейские темпы; возможность частичной денуклеаризации Германии и др.), наблюдается ужесточение от недели к неделе подходов США и ФРГ, а также руководства атланти­ческого блока.

Геншер продолжает время от времени рассуж­дать о форсировании движения в направлении ев­ропейской коллективной безопасности с «раство­рением в ней НАТО и ОВД». Ему же принадлежат высказывания о том, что разоружение должно стать «ядром» общеевропейского процесса. Но Генше­ра, кроме западногерманских социал-демократов и левых партий в ряде стран «общего рынка», мало кто слышит.

Вопрос ставится о «полномасштабном» участии Германии в НАТО. Отклоняется сама мысль о вы­ключении немецкой территории из инфраструкту­ры блока. Если раньше в пропаганде упор делал­ся на «контроль» над будущей единой Германией, то теперь ссылаются на важность сохранения эф­фективности союза как «фактора стабильности» в Европе. Совсем недавно участие Германии в НАТО называлось «промежуточным вариантом». С некоторых пор, однако, его преподносят как ре­шение на перспективу. Если до марта с. г. при­поднимали цену «уступки» — нераспространения сферы деятельности НАТО на ГДР, то примерно с месяц назад в своем кругу стали приговаривать, что данное обязательство неприменимо в «кризис­ных ситуациях».

На встрече Дж. Буша и М. Тэтчер на Бермудах участие Германии в НАТО охарактеризовано как условие сохранения Атлантического союза.

Идея военной нейтрализации Германии откло­няется по сугубо утилитарным соображениям: Се­вероатлантический блок изначально строился на использовании немецкой территории сообразно американской военной доктрине «выдвинутых впе­ред рубежей» и на участии ФРГ в реализации этой доктрины. Как отмечается в некогда секретном британском правительственном документе 1953 го­да, принять предложение о нейтрализации Герма­нии — значило бы вернуться к политике Потсда­ма, с которой три державы официально порвали в 1947 году (следовательно, до чехословацких со­бытий февраля 1948 года и до берлинской блока­ды), а именно к совместному с СССР контролю над демилитаризованной Германией.

Решающим в уравнении является не нейтрализа­ция, а демилитаризация. Больше того, негативная реакция США и ФРГ на гипотезу одновременного вхождения объединенной Германии в НАТО и ОВД может свидетельствовать о склонности повысить ставки в ведущейся Западом игре. На бермудской встрече Буша с Тэтчер заявлено, что объединен­ная Германия должна иметь «полный контроль над всей своей территорией без каких-либо дискрими­нирующих ограничений немецкого суверенитета». По словам Фицуотера, вхождение единой Германии одновременно в две группировки было бы равно­значно той же «нейтрализации». Сегодня, однако, дело так и обстоит. Стало быть, соблазн нарушить баланс к собственной выгоде застилает горизонт и побуждает более платонически взирать на общеев­ропейские проекты.