Конго Реквием
Шрифт:
София прикурила новую сигарету. Яростно и беспомощно выдохнула клуб дыма.
– Возможно, в другие времена связи вашего отца обеспечили бы ему защиту, но те времена миновали, – продолжал настаивать полицейский. – Италия переменилась, signora. Во всяком случае, мне нравится так думать.
Наконец-то Сабатини сбросил маску: мелкий буржуа, который просто кончал от счастья, что стал поборником справедливости, – он был до невозможности доволен тем, что взял верх над аристократической флорентийской семьей, а вдобавок еще и над кланом выскочек эры Берлускони.
– Даю вам двадцать
Полицейский напоследок окинул их взглядом, потом развернулся и, не оборачиваясь, вышел с кладбища.
София не шевелилась, затягиваясь и кусая губы. Наконец они переглянулись, и совместные годы взаимопонимания и поддержки мигом воскресли. Они найдут записную книжку жестянщика, но уж точно не для того, чтобы отдать ее копу, промасленному, как бутерброд.
Анкоро. Цель начала казаться ему нереальной. Они ехали всю ночь, собирая все новое дерьмо на свою голову. В десять вечера шофер стал причитать: у него лихорадка, наверняка заражение. Сальво уволил его, выкинув пинком, и сам сел за руль. Часом позже внедорожник оказался в канаве. Как по волшебству из темноты вынырнули какие-то люди и помогли им снова пуститься в путь. В очередной раз Эрван полез в свой пояс… Несмотря на усталость и укусы, его словно заворожило: он чувствовал, как под ногами пульсирует алое сердце земли.
Сальво оказался хорошим водителем. Хотя дорога ограничивалась двумя лучами фар, освещавшими всплески грязи и листья, бьющиеся в ветровое стекло, он устремлялся в это месиво с полным спокойствием, принимая на себя тряску и толчки и претворяя их в оставшиеся за спиной километры.
Эрван устроился впереди, пристегнув ремень и вцепившись в ручку двери. Его болтало на сиденье, как мешок с картошкой. Иногда он погружался в полудрему, только подбородок бился о грудь да тело подскакивало на ухабах. Обычная перевозка трупа…
Когда он засыпал по-настоящему, ему снился один и тот же сон. Он жил в термитнике, в паре со своей королевой, огромной и прозрачной. Он заключал ее в объятия, прижимал, оплодотворял, чувствуя, как ее тело заполняется тысячами личинок, оживающих под его ласками. Внезапно его приходили освободить Белые Строители с дымящими факелами. Термиты пускались в бегство. Когда он со слезами на глазах выбирался из своего логовища, спасители ждали его в окружении тел с ободранной кожей, развешанных по деревьям…
На рассвете они оказались на равнине, плавающей в собственном соку. Огромное зеленое тело, развалившееся на простынях дождя. Все сверкало в лучах зари. Казалось, природа разрослась за ночь. Рождение мира, и только, под пунцовым небом, которое тоже едва покинуло мифологическую кузницу…
Сейчас был полдень, и они ехали через Анкоро. Здесь цвета отсутствовали: только ржавчина дней и серость реки. Болотистые трущобы, где человеческое сливалось с растительным, плоть с корой, пластик с илом.
Сальво поставил внедорожник в гараж – скорее, под навес, где за ним должны были присмотреть местные.
– А все-таки что у тебя за работа? – спросил Эрван, устремив глаза на чемодан, который баньямуленге всегда держал на расстоянии вытянутой руки.
– Импорт-экспорт, я ж говорил.
– С какими странами?
– Теми, которые дают нам всякие штуки.
– Не понял.
– Когда любезные развитые страны отправляют нам посылки, их же нужно распределить.
– Ты хочешь сказать, украсть и перепродать.
– В любом случае они исчезают. Лучше уж взять дело в свои руки. Я получаю оптом, а потом распределяю поштучно… Просроченные медикаменты, непарную обувь, сломанные машины.
– Не скромничай: есть еще и ООН, и неправительственные организации.
Сальво расхохотался:
– В удачные деньки! Мы муравьи, босс. А муравьи живут крохами…
– А этот чемодан?
Тот положил руку на чемодан, будто оберегая от взгляда Эрвана:
– Это не для протокола. – Он не дал времени выяснить подробнее и ввинтился в уличную толпу. – Дальше пойдем пешком.
Они с трудом прошли оставшуюся часть деревни, с носильщиками позади, преследуемые детьми, бродячими торговцами и смешками женщин, наблюдающих за ними с порога своих лачуг. По мере приближения к воде дома все больше напоминали постройки из отбросов. Запах тухлой рыбы пропитал все вокруг.
Настоящим зрелищем была река. Бурые с оранжевым отливом волны, казалось, омывали древние металлы, еще тлеющие угли из незапамятных времен. От этого пейзажа на губах оставался железистый привкус. Противоположный берег был едва различим – зеленоватая лента, затерянная в жаркой дымке.
По щиколотку в воде они пробрались сквозь путаницу тростника и корней и вышли на берег. Невероятная суета. Путешественники, обвешанные багажом с головы до пят, с тяжелыми узлами под мышками, шагали вслепую. Примостившиеся между уходящими в воду корнями лавчонки предлагали самые причудливые товары. Бочонки, тюки и лодки плескались возле берега. Каждый забирался по колено в мутную воду, но никто не замедлял шага. Лишь бы не опоздать к отплытию.
Эрвану потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что именно он видит поверх камыша: две сцепленные между собой баржи образовали нечто вроде понтона метров двухсот длиной, без тени какого-либо оборудования или устройств, просто заполненного пассажирами. С этого расстояния его можно было принять за свалку на уровне воды. Или же за плавучую деревню с тысячами обитателей, которые уже как-то обустраивались ввиду грядущего переезда. На борту этой гигантской гладильной доски белой краской было намалевано: ВЕНТИМИЛЬЯ [44] .
44
Вентимилья (ит. Vintimille) – город на средиземноморском побережье Италии.
– Повезло, они здесь! – Сальво прокладывал путь через толпу ударами палки – как ударами мачете в джунглях. – Поторапливайся, шеф. Надо занять нашу каюту первого класса!
Эрван ускорил шаг – или, точнее, поплыл быстрее: они барахтались по пояс в воде, пристроив сумки на голову. Он не мог оторвать глаз от кишащего людьми настила. Мужчины с обнаженными торсами, казалось, играли мускулами под солнцем. Прачки трудились вовсю, согнувшись в три погибели над своими тазами. Дети удили рыбу, привязав леску к руке. Козы, свиньи, зонты и зонтики – всё в одной куче. Дымящиеся жаровни, развешанное на веревках сохнущее белье, музыкальная группа в разгар репетиции…