Конкистадоры
Шрифт:
Вождь конкистадоров выступал на чужой земле в роли миссионера, твердо убежденный в необходимости любой ценой – даже огнем и мечом – спасти от неверия души язычников, иначе и его душа будет вечно гореть в геенне огненной. Обращение хотя бы одного язычника в христианскую веру искупало самые тяжкие грехи и преступления, и поэтому для многих стимулом распространения христианства становилось спасение своей души.
Никто из конкистадоров не сомневался в святости обращения индейцев в христианскую веру, и, если речи священников не убеждали строптивых, наилучшими средствами становились меч и костер.
Не обращенных в христианство язычников испанцы вообще не считали людьми. То были презренные, покинутые богом и обреченные на вечные муки существа. Их можно было преследовать, грабить, отнимать у них землю, обращать в рабство и даже сжигать на кострах – все считалось угодным богу и сполна окупалось крещением туземцев, оставшихся в живых.
В бесчисленных войнах с неверными у себя на родине испанцы привыкли считать себя истинными поборниками христианства. В их грабительских походах меч и крест всегда были рядом, и каждый солдат знал, что на поле брани он либо обретет богатство, если ему удастся захватить немалую добычу, либо заслужит вечное блаженство на небесах, если ему будет суждено погибнуть. Так, постепенно, наряду с воинской отвагой, развивался религиозный фанатизм, достигший в Испании особого расцвета в XVI веке, несмотря на то что в Европе уже наступила эпоха Возрождения, ознаменовавшаяся великими достижениями науки и искусства, техники, производства, и в противоположность теологическому мировоззрению средневековья распространился гуманизм. Реформация делала первые шаги, мятежный монах Мартин Лютер восстал против католической церкви, а Томас Мюнцер, громя католичество и феодалов, возглавил крестьянскую войну в Германии. Испания же по-прежнему оставалась оплотом католицизма. Изгнание евреев и мавров, расхищение имущества жертв инквизиции, пытки и насилия – таковы были плоды этого мрачного и сурового религиозного фанатизма.
Огнем и мечом прокладывали себе испанцы путь в чужие страны и бросались в бой, призывая на помощь святой дух, деву Марию и апостолов. Завоеватели оставляли после себя лишь кресты да развалины. Перед каждой битвой они тщательно исповедовались в грехах и служили торжественные молебны, а после победы распевали во славу спасителя суровый и торжественный гимн «Те deum». То были фанатики-крестоносцы, известные еще по крестовым походам в Старом Свете, по завоеваниям меченосцев в Прибалтике. Во имя веры христовой они творили такие страшные преступления, каких не ведали даже воинственные монголы и неверные – мусульмане.
На острове Косумель Кортес получил известие, что на материке, в шести днях пути у одного из местных касиков томятся несколько бородатых людей. Это могли быть, только европейцы, так как у людей племени майя, так же как и у индейцев других племен, борода не росла.
Кортес просил местных индейцев помочь ему разыскать испанцев и написал последним письмо: «Знатные сеньоры! Я пришел с берегов Кубы с эскадрой из одиннадцати кораблей, имея на борту пятьсот испанцев. Я нахожусь на острове Косумель, откуда и пишу это письмо… Я и упомянутые идальго, прибывшие со мною для открытия и колонизации новых земель, просим вас без промедления и оговорок выйти к нам для переговоров через шесть дней после получения этого письма. Если вы придете, мы будем вам очень благодарны и вознаградим вас за огромную помощь, которую вы окажете эскадре. Я отправляю за вами бригантину и еще два судна».
Индейцы обещали доставить письмо белым и спрятали его в своих длинных волосах.
Через некоторое время суда вернулись на Юкатан без каких-либо известий о пленниках. Вскоре, однако, к острову Косумель подошла пирога с индейцами, один из которых, завидев конкистадоров, воскликнул на ломаном испанском языке: «Господь-бог, пресвятая дева, Севилья!». То был один из пленных испанцев – Херонимо Агилар.
В этом голом, темнокожем, одичалом человеке трудно было узнать испанского воина. Его длинные спутанные волосы были, по обычаю индейцев, обвиты вокруг головы, а в руках он держал щит и лук со стрелами. Все его имущество состояло из сумки со съестным и старого молитвенника, с которым он, будучи добрым христианином, никогда не расставался. Однако родной испанский язык Агилар почти совсем забыл.
Корабль, на котором восемь лет назад (в 1511 году) плыл Агилар, следовал от берегов Дарьенского залива в Санто-Доминго на Эспаньолу. Мореплаватели везли известие о вражде между Никуэсой и Бальбоа, а также золото для короля – пятую часть от доходов новой колонии. Возле Ямайки каравелла наскочила на мель и затонула. Спаслось около двадцати человек. Тринадцать дней скитались они на лодке по морю, умирая от голода – припасов у них не было. Наконец их прибило к берегам Юкатана. Там блуждали они в густых болотистых джунглях. Несколько человек умерло от голода и болезней, а те, кто выжил, попали в руки индейцев. Пятерых пленников индейцы принесли в жертву богам, остальных же держали в заточении. Но пленникам удалось бежать. Долго блуждали они по лесу, питаясь плодами и кореньями, пока не попали к другому племени. В конце концов в живых остались только двое – Херонимо Агилар и Гонсало Герреро.
Их советы в военном искусстве были очень полезны для касика. Вождь пытался уговорить Агилара взять в жены индианку, но тот упорно отказывался. Испанский историк Эррера пишет, что вождь искушал Агилара, как сатана – Святого Антония, но пленник, будучи патером, ни за что не хотел преступить данный им обет чистоты и безбрачия. Касик был этим очень удивлен, но затем доверил Агилару заботы о своем доме и многочисленных женах. Пленник пользовался большим уважением всего племени, и вождь согласился отпустить его на свободу, лишь получив от посланника Кортеса выкуп – стеклянные бусы, медные колокольчики и другие безделушки.
Второй же испанец – Гонсало Герреро – ушел к другому племени и обучал там индейцев всему, что знал сам: военному искусству, строительству крепостей и бастионов. Он тоже пользовался большим уважением индейцев. Однако в отличие от Агилара, Гонсало Герреро старался ничем не отличаться от них, жил в достатке и женился на туземке. Герреро татуировал свое тело, проколол уши и губу, отрастил волосы и, как предполагали его соотечественники, даже поклонялся идолам. Он наотрез отказался вернуться к испанцам, так как нашел здесь новую родину. «Даже когда я сказал ему, – рассказывал Агилар, – что нехорошо из-за индейской бабы продать свою христианскую душу, то и это не подействовало». Когда начались бои с испанцами, Герреро возглавил отряд индейцев и пал в одном из сражений.
Кортес был очень рад встрече с Агиларом. Последний, прожив долгое время на Юкатане, хорошо владел языком аборигенов – индейцев племени майя – и принес экспедиции большую пользу в качестве переводчика и знатока верований и обрядов этого племени.
В начале марта Кортес покинул остров Косумель и, обогнув мыс Каточе, двинулся вдоль берегов залива Кампече, достиг вскоре устья реки Табаско (Грихальвы) и стал там на якорь.
Индейцы Табаско в свое время дружелюбно встретили белых чужеземцев и Грихальва добыл там в обмен на безделушки немало золотых изделий. Теперь же туземцы были настроены враждебно и потребовали, чтобы пришельцы не высаживались на берег, грозя, в противном случае, всех их перебить. Индейцы не стали слушать даже Агилара, обратившегося к ним на их родном языке.
Вскоре выяснились причины такого настроения: все индейские племена были страшно возмущены радушным приемом, оказанным табасками экспедиции Грихальвы, называли их трусами и изменниками, которые по-братски встречают ненавистных чужеземцев.
Кортес вовсе не намеревался отсюда начинать завоевание побережья, а хотел сначала обследовать другие земли, но не смог удержаться от искушения подняться в верховья реки к столице страны Табаско.
Однако русло реки оказалось слишком мелким для кораблей, и Кортес приказал флотилии стать на якорь, солдатам же пересесть в шлюпки и на бригантины, взяв с собой фальконеты, запас пороха и пуль.