Конкурс красоты
Шрифт:
Стоило, наверное, все-таки спрыгнуть со стола, проскочить несколько метров до двери, выскочить в коридор – и бежать дальше, бежать отсюда, из этого здания – раздетой на мороз, но на волю из западни. Но Ася знала, что ни за что на свете не отважится ступить на пол, где за границей светлого пятна лежат останки крысы, на ее глазах сожранной своими собратьями…
И она принялась бросать в зверей подряд все, что было на столе.
Визжа, крысы метались по комнате – в них летели ручки и блокноты, линейки, и твердые папки «на подпись», и какие-то журналы и справочники.
Ася бросила последнюю папку и поняла, что в запасе остался лишь телефон.
Она схватила и его, и уже размахнулась, но с аппарата свалилась трубка и, перекрывая крысиный топот, изнутри зазвучал спокойный гудок.
Телефон работает?!
Впрочем, почему бы ему и не работать? Ничего особенного не случилось в мире; это она погибает – а город спит.
Ася поймала трубку, не успев бросить аппарат. Она понятия не имела, куда можно позвонить. Дома телефона не было. В памяти всплыли особые номера с железной таблички, какие раньше были приклепаны в каждой телефонной будке: 01, 02, 03… Прежде они казались не имеющими отношения к ее спокойной, абсолютно защищенной родительскими стенами и такой безоблачной жизни – она не помнила их смысла и набрала наугад первый.
– Пожарная охрана, – не сразу ответил кто-то сонный.
Пожарная… Она нажала отбой.
Ночь стучала крысиными хвостами по паркету.
Она набрала 02.
– Дежурный по городу майор Звонцов! – почти мгновенно откликнулась трубка.
Ася молчала, еще не понимая, куда она попала.
– Секунду, не кладите трубку, – скороговоркой добавил невидимый человек и быстро крикнул то ли по другому телефону, то ли кому-то еще, находившемуся рядом. – Да, группу захвата! На Кольцевую, немедленно!
Дежурный… майор… группа захвата…
– Это что, ми…лиция? – неуверенно спросила Ася.
– Да, милиция. Я вас слушаю! – жестко ответил дежурный. – Что случилось?
Ася знала, что и милиция ей не поможет, и всхлипнула, горько и отчаянно.
– Алё! Девушка! – требовательно раздалось из трубки, которую она уже собиралась опустить. – Не молчите! Что случилось? Кто вас обидел? Не мол-чи-те!!!
– Да крысы, крысы…– пробормотала она, чувствуя, как по щекам катятся слезы от одного лишь человеческого голоса, услышанного в ночи. – Они… Они меня сейчас съедят…
Майор, кажется, ее не понял. Или понял, но неправильно. Захлебываясь слезами и стуча локтем по столу, чтоб крыса опять не запрыгнула с тыла, она разъяснила, ей посоветовали позвонить в СЭС, она в отчаянии спросила – а что это такое? – тогда милиционер приказал не вешать трубку, а сам принялся куда-то перезванивать. Ася слушала шорохи, непонятные отрывки реплик – и ей не верилось, что в самом деле
– Алё! Алё!! К вам едут! – майор Звонцов закричал так, что она едва не выронила трубку. – Сохраняйте спокойствие! Крысы едят только друг друга! Они вас не тронут! Только не прикасайтесь к ним. Не при-ка-сай-тесь, – повторил он, видно, чужие слова. – К вам уже едут. Е-дут!
– Слышу, слышу…– шептала она в ответ на гудки.
Ночь не сдавалась, словно решив-таки прикончить ее раньше. Плача, Ася перегибалась через стол, выдергивала тяжелые ящики и с грохотом валила вниз.
Временами она, кажется, теряла сознание. Ей чудилось, будто звери выросли огромными, а она сделалась маленькой-маленькой и мечется теперь под их черными тенями.
Она осыпала крыс кошмарными ругательствами, вспоминая самые мерзкие из известных ей слов, точно это могло помочь.
Потом погас свет.
То ли крысы выдернули шнур, то ли она сама опрокинула лампу, швыряя последний, самый нижний ящик.
Ася села на стол, икая от слез. Во тьме вокруг нее хрюкали крысы; ее обволокло крысиной вонью, она чувствовала омерзительные прикосновения голых хвостов к своим ногам. Она отбивалась, как могла. Нашарила телефон, запустила им.
Кто-то побежал прямо по ней, царапая тело когтями. Ася забилась , расшвыривая невидимых крыс – они стучали справа, слева, спереди, сзади, сверху, снизу, внутри – везде. Разувшись, одну за другой она бросила туфли, свое последнее оружие. Потом, ощупав себя в поисках еще чего-нибудь, отстегнула часики. Потом…
Она рыдала в голос. Звала маму. Молила бога, неведомого крысиного бога, и клялась ему, что больше никогда не тронет ни одну крысу, пусть они сожрут хоть весь этот проклятый институт. Только чтоб они ее пощадили и дали дожить до рассвета, ей ведь еще нет и двадцати.
Она уже почти лишилась рассудка, когда в коридоре взорвались голоса и в дверь забарабанили.
Ася хотела крикнуть, что у нее заперто изнутри и надо сходить на вахту за ключом, потому что она не может слезть со стола – но горло перехватило, и она лишь тоненько заскулила.
Тогда вдруг раздался страшный треск, дверь с грохотом рухнула и влетела внутрь, впуская потоки света вместе с клубами дымящейся штукатурки. В приемную ворвались две страшные фигуры в серых халатах и с масками вместо лиц, следом вбежал милиционер и сгреб ее в охапку.
В одно мгновение она очутилась в коридоре. Милиционер прислонил ее к стене, как манекен – ноги подогнулись и она сползла на пол.
– Ну-ну, – тяжело дыша, он поднял и слегка встряхнул ее обмякшее тело. – Все хорошо, все уже кончилось. Все уже кончилось…
За стеной что-то шипело, страшно визжали крысы; в воздухе растекся тяжелый душный запах, а потом все вдруг разом стихло. Из голого провала двери вышел человек в халате, содрал маску и поставил на пол металлический баллон с шлангами.
Не понимая себя, Ася рванулась туда. Ее схватили под руки, оттащили прочь в криком, что туда нельзя, там газ, газ…
Но она успела увидеть ярко освещенную приемную, страшную, как после взрыва: мятые бумаги, рассыпанные папки, ручки, резинки и карандаши, перевернутые и разбитые ящики стола, вдребезги расколотый телефон с выпавшими внутренностями.