Конкурс на тот свет
Шрифт:
Сашка посмотрел на горевшую стенку из совершенно сухих досок, которые оказывались легкой добычей жадного пламени. Стенка накренилась, затрещала и стала падать как раз в сторону выхода. Люди в панике метнулись назад. Сашка подхватил под мышки ту самую придавленную девушку, которая с трудом приходила в себя, сидя на бетонном полу, и выдернул ее в сторону.
Девушка вскрикнула от резкого рывка, но в следующее мгновение стена со скрипом и грохотом рухнула на проходы в ограждении, где только что была давка. Этот путь был отрезан.
Пылающий козырек,
Некоторые попытались перелезть через высокое ограждение. Но мелкая сетка позволяла взобраться самым цепким. Кто-то упал, так и не перевалив на другую сторону, а из тех, кто перелез, один парень, зацепившись брюками, сорвался вниз головой с самой высоты. Его жуткий крик приостановил поток желающих.
Тем временем затрещала и рухнула в центр оставшаяся стенка, подпиравшая козырек над местом выступления музыкантов. Вся конструкция сцены была довольно высокой, и упавшие доски веером завалили половину танцплощадки. Разбушевавшийся огонь при падении изрыгнул сноп крупных искр, которые дождем обдали людей.
Сашка заметил, как на Боне вспыхнула знаменитая шевелюра. Тот с визгом бросился бежать, сломя голову. Не растерявшийся Карен зацепил его и погасил пламя своей рубашкой.
Жар от пылающих досок становился все невыносимей. Народ вот-вот мог запаниковать, и тогда последствия было бы трудно представить. Вдобавок вспыхнули деревянные щиты на ограждении. Пламя как щупальцами стремилось охватить с двух сторон прижавшихся людей.
— Сашка! — услышал Евтушенко яростный крик Заколова. — Иди сюда!
Сашка, не раздумывая, вклинился в толпу на зов друга.
Тихон все это время находился за оградой. Он толстой веткой от тополя в крайнем волнении и спешке стремился сбить замок на запасном выходе. Под неистовыми ударами палка крошилась в мелкие щепки и превращалась в размочаленную плетку. Непокорный замок только вздрагивал и брякал об ограждение. Ничего другого Тихон не нашел и в безнадежном отчаянии понимал, что все труды напрасны.
В один из моментов его взгляд упал на нижнюю кромку ворот. Изнутри танцплощадки дверь фиксировал большой штырь, сделанный из толстой арматуры. Но сквозь сетку его не вытащишь. Жавшиеся к ограде девчонки безумно визжали. Пробиться разумным словом к их сознанию было невозможно. Тогда-то, подпрыгнув над головами, Тихон и увидел блеснувшие невдалеке Сашкины очки.
Тот каким-то чудом протиснулся сквозь толпу и уже стоял рядом. Их разделяла только сетка ограждения. Сашка заметил глубокую рану на лице друга. Он попытался спросить, но Тихон его опередил:
— Дай мне этот штырь!
Сашка все понял и выдернул из земли арматурину, согнутую в виде буквы «Г» с очень длинной ножкой. С огромным усилием он, отжав спиной всех от ограды, просунул кусок железа сквозь сетку.
Тихон схватил штырь, вставил его кончик в петлю замка и стал давить на образовавшийся рычаг. Сильные руки дрожали от неимоверного напряжения, на шее вздулись вены, из раны на щеке вновь потекла кровь.
Сталь замка не поддавалась, но приваренное ушко петли дрогнуло. Скоба петли отгибалась, обнажая блестящую зернистую поверхность металла в месте разрыва. Когда оставались считанные миллиметры, Тихон вынул погнувшийся штырь и со всей оставшейся силы ударил крюком по отогнутой петле.
Замок с грохотом сорвался. Тихон распахнул две широкие створки ворот запасного выхода.
Когда все люди выбрались с горящей танцплощадки, под звуки пронзительной сирены примчалась пожарная машина.
Глава 48. Кто убийца?
В госпитале, куда быстро доставили пострадавших из парка, Заколову на рваную рану слева над губой наложили швы. Тихону пришлось туда поехать, потому что кровотечение не прекращалось. Рана оказалась глубокой.
Зашивал щеку зубной врач. Наверное, все хирурги были заняты более сложными случаями, или зубные врачи сами обязаны делать такие операции, думал Тихон, лежа в нелюбимом с детства зубоврачебном кресле.
Когда он вышел из кабинета, то, спустившись вниз, увидел у стойки регистратуры лейтенанта Мартынова, пытавшегося звонить по телефону. Одежда на лейтенанте была порвана, любимая бейсболка потеряна, а левая рука согнута и крепко привязана к животу.
Тихон хотел улыбнуться и спросить Андрея, что с рукой, но прикрепленная к щеке повязка и только что наложенные швы, не допускали никакой активной мимики. Он с удивлением обнаружил, что ему больно дается любое движение губой. Вот те раз, а он думал, что терпеть неприятную боль придется только во время операции.
— Что? — тихо выдохнул он, показывая пальцем на забинтованную руку Андрея.
— А, ерунда, вывих. Правда, сильный, а может быть, еще палец сломан. Вон как распух, но с ним потом. Все врачи заняты тяжелыми больными. А у тебя как?
Тихон показал на повязку и промычал что-то похожее на: «Больно говорить».
— Ясно! — догадался лейтенант. — Кровищи у тебя много было. Еще и меня изляпал. Помнишь? — лейтенант улыбнулся, словно припомнил что-то веселое. — Постой, а ведь это еще до пожара было. Откуда рана?
Тихон пропустил последний вопрос. Ему не терпелось узнать, как обстоят дела у других пострадавших.
— Как? — вымолвил он и показал руками вверх по направлению операционных, расположенных на втором этаже госпиталя.
— Доставили сорок восемь человек, — бодро отрапортовала молодая медсестра за стойкой регистратуры. — Переломы ребер, рук, пальцев, ушибы, порезы, ожоги.
— А…?
— Погибших нет, — поняв вопрос, добродушно ответила медсестра и скромно улыбнулась. Тонкие пальцы поправили белоснежный колпачок, пришпиленный к уложенным волосам.