Конрад Керз: Ночной Призрак
Шрифт:
— Все мечтают туда попасть, — тихо, но уверенно ответила Талишма. — А я стремилась стать той, кому это удастся. Не удалось. Но мои попытки не пересекали черту. Я никогда никому не вредила и не хотела навредить. Терпела все невзгоды. Зачем ты пришел?
— То, как ты жила, меня не интересует. — Глаза Ночного Призрака холодно сверкнули, м Дело в том, как ты решила умереть. Выбранный способ — это преступление.
Он шагнул вперед, нависая над женщиной.
— В древности умерщвление себя запрещалось законом, — продолжил великан. — Самоубийц хоронили, не проводя ритуалов,
— Но я и сама хочу умереть, — прошептала она.
— Но не так, как умрешь, — прошипел он. — Я заставлю тебя хотеть жить. Заставлю страдать настолько сильно, насколько возможно.
— Почему? — выдохнула Талишма.
— Здесь нет запрета на то, чтобы забрать чужую жизнь, — сказал Ночной Призрак. — Многие это делают. Это несчастный мир. Но он может стать лучше. Убивая себя, ты выбираешь простой путь и подаешь пример другим. Наверное, ты думаешь, что станешь просто очередной цифрой в статистике, но все куда сложнее. Каждое самоубийство ускоряет процесс разложения вашей культуры. Каждая выброшенная жизнь — сигнал, возвещающий о невозможности перемен. Ты отказываешься от существования и тем самым обесцениваешь существование человечества.
Он мягко провел длинным зазубренным ногтем по щеке Талишмы.
— Но я спасу вас. Всех вас. Люди на этой планете перестанут уподобляться животным. Я их заставлю. Даже если мне придется искупаться в крови всех, кто здесь живет. Пусть так. Моя цель — справедливость. Но единственный инструмент для ее достижения — страх. Без страха нет порядка. И сейчас тебе придется страдать, чтобы подпитать этот страх. Но благодаря тебе многие выживут, и это загнивающее общество сделает очередной шаг по длинной дороге к спасению.
Ночной Призрак вытащил из лохмотьев длинный самодельный нож. С помощью этого острого куска железа, грубого орудия убийцы, великан мог ввергнуть несчастную жертву в пучину ослепительной агонии.
— Подожди! — воскликнула женщина.
Клинок со свистом рассек воздух.
— Даже не пытайся, — был ответ. — Ты просишь о том, на что у тебя больше нет права.
Первый разрез вскрыл ее руку от плеча до кончика мизинца. Не очень глубоко: ведь Ночной Призрак не хотел, чтобы кожа порвалась, когда он будет снимать ее с еще живого тела, — и столь быстрым движением, что Талишма его даже не почувствовала. Первый удивленный вскрик раздался, когда кровь начала заливать пол.
Она попыталась зажать рану свободной рукой, но напрасно. Женщина снова заплакала. На этот раз — от боли и страха.
— Я вижу, что ты больше не хочешь умирать, — улыбнулся Керз. — Печально, но я должен довести дело до конца.
Он шагнул вперед:
— Радуйся, ведь твоя смерть принесет справедливость на эту планету. Радуйся, ибо я приведу ее к порядку.
Он снова рассек ее плоть. На этот раз Талишма закричала в полную силу.
Теплая красная капля попала на щеку Ночного Призрака, и он с трудом подавил желание ее слизнуть. Нужно сохранять спокойствие.
— Поверь, я не получаю от этого никакого удовольствия.
Сердца Керза забились сильнее, когда он понял, что солгал.
Примарх
Так почему же примарх делал то, что делал? Потому что выбора не было? Или потому, что он сам этого хотел?
Ночной Призрак дернулся. Разве он не всегда так думал? Может, сомнения постоянно жили где-то там, в глубинах разума, еще до того, как Сангвиний попытался его переубедить. Его ангельский брат тоже нес проклятие (он видел будущее), но убедил себя, что может все изменить. Такой чистый, такой благородный…
— Такой мертвый, — хихикнул Керз, но смех вышел печальным, наполненным горечью утраты.
Смог бы он найти в себе силы стать таким же, как Ангел? Однажды Ночной Призрак сказал брату, что все отличия между ними обусловлены случаем, определившим планеты, на которых они росли. Но сейчас его терзали сомнения. Боялись бы люди на Ваале Секундус демона из пустыни? Приняли бы жители Нострамо крылатого спасителя?
— Нет. — Керз покачал головой. — Он бы умер, выпотрошенный, с выколотыми глазами и выщипанными перьями. Он не выдержал бы того, что пережил я!
«Твой брат Жиллиман считал, что одного только правосудия недостаточно».
Примарх насторожился и оглянулся. Это была не его мысль, но она прозвучала в его голове.
«К правосудию должна прилагаться снисходительность, — продолжал голос в сознании Керза. — Без нее любое правосудие станет жестоким и суровым. Аморальным».
— Правосудие жестоко так же, как и я. — Примарх оскалился, глядя на изваяние из плоти. — Это моя сущность. Я могу быть только таким.
«Ты уверен?»
Керз внимательно смотрел на фигуру, не понимая, кому из них двоих принадлежит этот голос.
Он подобрался и замер, будто побитая ворона. Ангелу не удалось разрушить его убеждения обещанием шанса изменить судьбу, но вера Керза пошатнулась. И теперь слова Сангвиния с новой силой вспыхнули перед мысленным взором Ночного Призрака.
— Снисходительность — непозволительная роскошь, — пробормотал Керз, обращаясь сам к себе. — Правосудие должно быть непреклонным. Оно необходимо для диктатуры закона. — Его голос был полон печали.
— Люди — это животные, неспособные следовать закону. Они при первой возможности пытаются нарушить правила, которые сами же и придумали. Сделать так, чтобы границы были у всех вокруг, кроме них самих, Они лгут и подкупают друг друга, и каждый уверен, что только он — некто особенный, неподвластный законам, и потому все должны ему подчиняться. Страх нужен, чтобы они были послушными. Им нужно давать уроки боли, чтобы напомнить об ответственности за свои деяния. Всем им! — рявкнул примарх. Его плечи дернулись, отчего по плащу из перьев прошла легкая дрожь. — Не бывает правосудия без страха, а страха — без страданий.