Консерватизм и развитие. Основы общественного согласия

Коллектив авторов

Консерватизм и внешняя политика

Внешнеполитическое измерение понятия «сильное государство» – патриотизм, защита национальных интересов на международной арене в условиях демократического государства – является консенсусным для всех значимых политических сил, что не исключает различий между ними по конкретным внешнеполитическим аспектам. Консерватизм как политическое течение не имеет уникальной внешнеполитической доктрины: в вопросах войны и мира, европейских интеграционных процессов консерваторы и сменявшие их у власти другие политические силы чаще руководствовались «надпартийным» подходом и демонстрировали высокую степень преемственности внешней политики.

На уровне тренда, как подчеркивали наши эксперты, консерваторам чаще был свойственен «реал-политический» подход, принятие решений на основании баланса сил, а не либеральных принципов (британские эксперты

описывали различия во внешней политике вигов и тори в XIX в.). Это вполне согласовывалось с традиционной трактовкой ими ценности государственности, «разумного эгоизма», который предполагал воздержание от участия в международных конфликтах, если к этому не вынуждали прямые угрозы национальной безопасности, т. е. речь, по сути, идет о национализме, приоритете внутренних интересов государства перед глобальными. Американский эксперт указывает, что традиционный американский консерватизм… до Эйзенхауэра и может быть даже дальше – это политика, граничащая с изоляционизмом. Британские эксперты говорят о традиции осмотрительности во внешней политике. Бразильский эксперт родовой чертой консерватизма называет реализм, потому что они считают суверенное государство самым главным актором в глобальной сфере.

За последние десятилетия в подходе консерваторов к внешней политике произошли две значимые перемены.

Во-первых, процессы евроинтеграции стали мощным ускорителем экономического развития; менее очевидным, но важным для участников интеграционных процессов фактором стало формирование общего пространства ценностей политической демократии и политического стратегического союза. Развитие институтов Евросоюза означало передачу части полномочий на наднациональный уровень, т. е. ограничение суверенитета. Это породило конфликт двух консервативных трактовок сильного государства: с одной стороны, суверенного государства, полностью определяющего собственную социально-экономическую и политическую повестку дня, с другой – государства конкурентоспособного и динамично развивающегося. Пока процессы интеграции развивались поступательно и приносили ощутимую отдачу, голоса евроскептиков были едва ли не маргинальными. Однако пробуксовка в интеграции, связанная с принятием европейской конституции, расширением Евросоюза на страны с более низким уровнем социально-экономического развития, и особенно кризис 2008–2009 гг., дали евроскептицизму сильные аргументы. Их резюмирует британский эксперт: [Евроскептическую] риторику поддерживает и средний класс, который также против иммиграции, но за то, чтобы правление осуществлялось из Парижа, Лондона, Рима и т. п. Я думаю, что у этих партий есть будущее, особенно с учетом того, что в грядущее десятилетие Европа вряд ли будет очень успешной. Впрочем, и до этого отношение к евроинтеграции в Великобритании было более скептическим, чем в континентальной Европе. Как подчеркивает британский эксперт, Консервативная партия хотела бы, чтобы [Евросоюз] представлял из себя объединенный рынок, не больше, но не политический союз. Причина не в том, что им не нравятся другие европейские страны, а потому что это идет против принципа «суверенитета парламента».

Дополнительным, но в некоторых случаях (особенно во Франции) важным фактором стал антиамериканизм, исторически восходящий к традиции внешней политики де Голля, выведшего Францию из военной организации НАТО. По оценкам некоторых французских экспертов, де Голль проповедовал то, что нужно бороться с Англией и США, чтобы поддерживать национальную идею, а ныне эту традицию предали: новое размежевание проходит между теми, кто принимает навязанную американским империализмом глобализацию, и теми, кто считает, что для общего блага людей необходимы национальные государства и национальные культуры… Один из главных принципов Фронта под руководством Марин Ле Пен – это борьба за величие Франции, за ее суверенитет, за благополучие ее граждан.

При этом эксперты не считают наследие голлизма евроскептическим: при нем Франция активно участвовала в интеграционных процессах: Де Голль стоял за свободу торговли внутри Европы, где бы Франция занимала и удерживала свое ведущее влияние. Таким образом, евростроительство для него было просто необходимым.

Вторая перемена связана с американской политикой неоконсерватизма, восходящей к временам администрации Рейгана. Логика «холодной войны» подтолкнула американских консерваторов к курсу активного противостояния Советскому Союзу, который после распада последнего трансформировался в интервенционистский подход, ранее более свойственный президентам от Демократической, а не Республиканской партии. Как подчеркивает британский эксперт, США возложили на себя ответственность уберечь мир от коммунистического влияния, и именно так стало развиваться интервенционистское мировоззрение. Ей вторит американский эксперт: Неоконсерваторы, как мне кажется, совершенно справедливо считают себя либералами [времен] холодной войны… Спросите любого американца, в чем разница между либеральным и консервативным мышлением, – говорить будет о внешней политике. Неоконсерватизм, в отличие от нового консерватизма (при внешней схожести терминов), по внутриполитическим вопросам близок к позициям системных консерваторов и не разделяет лишь их подход к внешнеполитическим вопросам. Напротив, новые консерваторы, например поддерживаемый Партией чаепития потенциальный кандидат в президенты Рон Пол – еще больший изоляционист, чем Обама. Он, может быть, вообще ничего не стал делать и вообще всю оборону бы уничтожил. И отовсюду ушел.

И евроскептицизм, и антиамериканизм, часто выступающий в обличии антиглобализма, не являются позициями, свойственными лишь новому консерватизму. Подобные настроения характерны для всех новых политических сил, бросающих вызов традиционному истеблишменту (в частности, для новых левых). Показательно, что первый прецедент откровенно евроскептического правительства в странах Евросоюза – это коалиция новых левых и новых правых в Греции после выборов 2015 г.

В целом будущее изоляционизма в европейской политике зависит не от новых консерваторов, а от способности стран Евросоюза преодолеть последствия социально-экономического кризиса и найти новый подход к управлению процессами европейской интеграции.

Перспективы противостояния в консервативном лагере

Политический консерватизм в странах Запада – живой, динамично развивающийся организм. Главная тенденция, прослеживающаяся через все национальные модели развития консерватизма – преемственность и непрерывность традиции: консерваторы опирались на всю сумму достигнутого их непосредственными предшественниками, стремились сохранить сущность этих достижений и ради этого были готовы жертвовать формой и подвергать переосмыслению конкретные, подчас даже базовые ценности с целью адаптации их к новым условиям и потребностям общества.

Благодаря этому именно консерваторы в послевоенной Европе смогли встать во главе процессов восстановления разрушенной экономики и строительства «государства всеобщего благоденствия», пойти на решительные реформы ради повышения эффективности и конкурентоспособности своих экономик, возглавить процессы модернизации и демократизации своих обществ. Такая развивающая, модернизирующая миссия консерватизма – современный феномен, не отменяющая его уважения к традиции, а порой – и охранительных тенденций. Как и во все времена, консерватизм остается сложным и неоднозначным идейным течением и политическим институтом.

В важнейшей консервативной ценности – сильном государстве – главной составляющей стало понятие об эффективной экономике. Построение социального государства позволило решить целый ряд задач, вполне созвучных базовым консервативным ценностям.

Главное достижение социального государства в том, что оно позволяет оптимизировать взаимодействие экономики и социальной сферы: доступность образования и здравоохранения становятся непременным условием экономической эффективности; добавим, что дееспособная система социальной защиты возможна лишь при «зарабатывающей» экономике. Государственная система социальной помощи и защиты становится гарантией от «революционизма». Наконец, подобная система соцзащиты стала новой формой реализации общественной солидарности и соблюдения иерархии в новой социальной среде. Все это – реализация базовых консервативных ценностей, со значительным изменением формы (по сравнению с традиционным консерватизмом), но сохранением основного содержательного наполнения.

В то же время, новый консерватизм будет и дальше оказывать воздействие на европейскую политику. В социальной (или электоральной) базе новых консерваторов можно выделить «ядро» – твердых сторонников жестких взглядов по вопросам «культурного консерватизма». Оно относительно невелико и не будет расширяться. Периферия же этой социальной базы – «консервативная эмоция», усугубленная экономическим кризисом и резкими шагами, например разрешением однополых браков, – может сжиматься и расширяться в зависимости от общего контекста политики.