Консервный ряд

Стейнбек Джон Эрнст

– Полиция далеко отсюда?

– В городе. Что-нибудь случилось?

– Там в расщелине – тело.

– Где?

– Вот там, между двух скал. Девушка.

– Ничего себе… – протянул мужчина и прибавил: – Если найдешь труп, полагается вознаграждение. Забыл сколько.

Док поднялся на ноги, взял свои вещи.

– Вы не могли бы сообщить об этом в полицию? Мне что-то нехорошо.

– Это на вас так сильно подействовало. Он что, очень страшный? Объеденный или уже совсем разложился?

Док отвернулся.

– Вознаграждение возьмите себе, – сказал он. – Мне не надо.

И пошел к своей машине. В голове у него едва звучал тоненький голос флейты.

Глава XIX

Пожалуй,

ни одна из затей, рекламирующих универсальный магазин Холмана, не имела столько благожелательных откликов, как этот конькобежец на флагштоке. День за днем он кружил и кружил на маленькой круглой площадке, а ночью его темный силуэт маячил в небе и все люди знали, что он не покинул место бдения. Все, однако, знали и то, что ночью через центр площадки пропускается стальной прут и конькобежец привязывается к нему. Но сидеть не сидит, и поэтому возражений против стального прута не было. Посмотреть на него приезжали из Джеймсбурга и из других городков побережья, вплоть до Граймз-пойнта. Салинасцы приходили смотреть толпами, а финансовые тузы города предложили сделать Салинас местом следующего выступления, когда конькобежец наберет сил для нового мирового рекорда. Чтобы и Салинасу было чем гордиться. Поскольку не так-то много в мире конькобежцев на флагштоке, а этот к тому же признан лучшим из лучших, то в прошлом году именно он побил мировой рекорд, свой собственный.

Холман был в восторге от этого предприятия. Магазин как раз проводил четыре распродажи – полотняных изделий, остатков, алюминиевой посуды и фаянса. Улицы были полны народа, глазевшего на одинокую фигуру в небе.

На второй день герой публики дал знать вниз, что в него кто-то стрелял из духового ружья. Отдел выставок и вернисажей раскинул мозгами. Высчитали углы и установили нарушителя общественного спокойствия. Им оказался старый доктор Мерривейл; он прятался за шторами у себя в кабинете, долго колдовал над своим ружьем и нажимал курок. Решили не обнародовать имя виновника, и доктор дал обещание больше не баловаться с оружием. Он был очень важной персоной в местном отделении масонской ложи.

Анри-художник все это время не покидал наблюдательного поста на заправочной Рыжего Уильяма. Он испробовал все возможные философские подходы к решению данной проблемы средствами живописи и решил построить такую площадку у себя дома, чтобы поставить эксперимент на себе. Весь город в той или иной степени подпал под влияние этого уникального зрелища. На тех улицах, откуда ничего не было видно, торговля совсем захирела; зато чем ближе к Холману, тем она шла бойчее. Мак с ребятами тоже не устояли, пришли посмотреть на диво. Пришли и тут же ушли – чепуха какая-то.

Холман поместил за стеклом витрины двуспальную кровать. Поставив новый мировой рекорд, герой сразу спустится вниз и ляжет спать, даже не снимая коньков. В изножье кровати висела небольшая карточка с фирменным ярлыком матраса.

Весь город только и говорил об этом спортивном мероприятии, но особенно интересовал и волновал всех один пикантный вопрос, которого никто в разговоре не касался. Его избегали решительно все, тем не менее язык у всех так и свербел. Миссис Тролат мучилась над ним, выходя из шотландской булочной с полной кошелкой сдобных плюшек с изюмом. Тщетно бился над ним мистер Холл из мужской одежды. Три девицы Уиллоуби, всякий раз вспомнив об этом, хихикали. Но никто в целом городе не имел смелости высказаться открыто.

Больше всех это мучило Ричарда Фроста, блестящего но

очень нервного молодого человека. Он совсем потерял покой. Ломал голову и в среду вечером, и в четверг. А вечером в пятницу не выдержал, напился и разругался с женой. Она немного поплакала и сделала вид, что уснула Ричард Фрост тихонько выскользнул из постели, прошел на кухню и еще выпил. Потом оделся и ушел из дому. Жена опять стала плакать. Было уже за полночь. И миссис Фрост не сомневалась, что муж отправился в заведение Доры.

Ричард решительно шагал вниз по холму, миновал сосновую рощу и вышел на Маячную улицу. Тут он свернул влево и устремился к магазину Холмана. Карман его оттопыривала бутылка; подойдя к магазину, он сделал для храбрости еще глоток. Уличные фонари едва светились. Город как вымер. Кругом не было ни души. Ричард стоял посреди улицы и смотрел вверх.

На верху высокой мачты еле различалась одинокая фигурка. Ричард еще отхлебнул из бутылки. Сложил рупором ладони и хрипло крикнул:

– «Эй!»

Никакого ответа.

– «Эй!» – крикнул он громче и огляделся кругом, не идут ли полицейские, чей пост рядом с банком.

– Что тебе надо? – донесся с неба недовольный голос.

Ричард опять поднял ладони ко рту.

– Как… как вы… как вы ходите в туалет? – прокричал он.

– У меня здесь банка, – ответил голос.

Ричард повернулся и той же дорогой пошел обратно. Он шагал по Маячной улице, через сосны, наконец, подошел к дому и скорее открыл дверь. Раздеваясь, понял, что жена не спит. Она во сне слегка посапывала. Ричард лег в постель, жена подвинулась, давая ему место.

– У него там банка, – сказал Ричард.

Глава XX

Еще до полудня фордик с победой вернулся домой в Консервный Ряд; перепрыгнул сточную канаву, скрипя преодолел заросший травой пустырь и благополучно встал на свое место на задворках лавки Ли Чонга. Ребята поставили передние колеса на подставки, слили оставшийся бензин в пятигаллонную банку, взяли своих лягушек и побрели усталые к себе домой в Королевскую ночлежку. После чего Мак отправился с церемониальным визитом к Ли Чонгу, а ребята стали растапливать свою удивительную плиту. Мак с достоинством поблагодарил Ли Чонга и рассказал, какой успешной оказалась поездка – они наловили и привезли сотни лягушек. Ли застенчиво улыбался, опасаясь неизбежного.

– Мы теперь богачи, – с жаром произнес Мак. – Док платит пятицентовик за лягушку, а у нас их около тыщи.

Ли кивнул. Кто станет спорить. Цена стандартная.

– Дока сейчас нет, – продолжал Мак. – Вот он будет счастлив, увидев этих лягушек.

Ли опять кивнул. Он знал, что Дока нет, и знал, куда клонится разговор.

– Между прочим, – сказал Мак, как будто его только что осенило, – сейчас мы не при деньгах.

Тон его предполагал, что не при деньгах они по чистой случайности.

– Виски нет, – сказал улыбаясь Ли.

Мак даже обиделся.

– При чем тут виски? У нас есть галлон прекрасного, отличного виски. Целый галлон, черт возьми, через край льется. Между прочим, – добавил он, – мы будем рады, если ты к нам зайдешь, отведаешь. Ребята мне наказали пригласить тебя.

Ли, довольный, вопреки себе, улыбнулся. Не будь у них виски, не стали бы звать.

– Дело не в этом, – продолжал Мак. – Скажу тебе напрямик. Мы сейчас на мели, а очень хочется есть. Лягушки идут двадцать на доллар. Док еще не вернулся, а у нас животы подвело. Мы что тебе предлагаем – двадцать пять на доллар. Чистой прибыли у тебя пять лягушек. И все счастливы.