Конспекты на дорогах к пьедесталу
Шрифт:
– Не помните?
Миниатюрная красавица кивнула:
– Почему не помню? Помню. Вы тоже поступаете. Мы же неделю назад вместе записывались в приёмной комиссии. Мы оба в группе один-один.
Миша удивился, как он мог не запомнить такую девушку. Впрочем, время подстёгивало. Подыгрывая, он кивнул:
– Да-да. Точно! Вы…?
Востроносая девушка широко улыбнулась, вызывая у Шумкина мгновенную симпатию:
– Я – Лиза Воробьёва, бегунья. Из Брянска.
– А, ну да, Брянск, конечно, помню, – юноша продолжал роль если не царя, то рыцаря – словно не ему оказывали милость, а он сам. – А я – Миша Шумкин. Десятиборец, – информация из первой фразы была предназначена для девушки, из второй – для дежурной. Женщина на посту, воспользовавшись новым замешательством, торопливо выскочила из-за стойки и грудью перекрыла проход, а с ним и доступ к незнакомке.
– Ничё не знаю. Пропуск давай! А то «пять минут, пять минут». Здесь тебе не кино, а я тебе не Гурченко! Откуда мне знать, ты это был или не ты? У меня вас за день по сто человек перед глазами мелькает. Всех не упомнишь, – помахав руками перед глазами, старуха раздраженно засунула их в карманы кофты. Раздвинутые локти, втянутая шея и толстенные линзы очков придавали женщине сходство с Совой из мультика про Вини-Пуха. Миша вздохнул, почувствуя себя бессильным перед логикой вахтёрши, которая то утверждала, что помнит всех, то отказывала признать того, кого видела несколько минут назад. Но в присутствии девушки хотелось выглядеть спокойным и умным, поэтому, чеканя слова, Шумкин проговорил:
– Да какой пропуск, мадам?
Бабка язвительно отреагировала:
– Обныкновенный! Красненький! Квандрантненький!
Шумкин даже улыбнулся: бабка напомнила ему родных стариков.
– Тётя Аня, да ведь это абитуриент с кафедры лёгкой атлетики; он со мной поступает, – вторая часть фразы вышла у девушки в полувопросительной интонации, что насторожило дежурную ещё больше.
– Ничё не знаю! – тряхнула она головой. – Он тебе щас тут чё хошь подтвердит. Лёгкой атлетики! Такой амбал? Ему в пору штангу таскать! И вообще, я вам не тётя Аня! Я вам Анна Леонидовна! Как моя тёзка Хорошкевич. Знаете такую?
Девушка подняла вверх обе ладони, признавая и претензию, и свою неосведомлённость относительно знаменитого доктора исторических наук.
– Простите, Анна Леонидовна. Извините. Я слышала, как вас все зовут «тётя Аня», поэтому…
Дежурная пригрозила пальцем:
– Не надо! Тётя Аня я для своих. А вы – пропуск давайте!
Вахтёрша снова требовательно сдвинула брови.
Шумкин слегка повысил голос:
– Я что вам его из трусов вытащу? – возмущение его росло – ноздри раздулись, ещё больше расширяя и без того крупный нос юноши. За этой сценой наблюдало несколько человек, а быть в роли подозреваемого Миша не любил.
– А чё ты тут в трусах шмыгаешь, а? – в голосе бабки были и насмешка, и возмущение. Шумкин оглянулся: вокруг все были в летней форме.
– Да тут все в трусах шмыгают! – заметил он дежурной. Она поёжилась:
– Ну и чё за мода? И позор, и зябко небось.
– Мамаша, у нас институт физкультуры, а не оперный театр! Вы перепутали: галстуков и бабочек тут нет! – Миша сделал реверанс и развёл руками. Девушка мило улыбнулась, но, как только дежурная снова повернула к ней голову, мгновенно посерьёзнела и даже вытянулась.
– Всё одно: неприлично в трусах! – заладила бабка.
– Тьфу ты, заело! Что, им можно, а мне нельзя? – Миша указал на двух ребят, спустившихся с этажей.
Дежурная осмотрела их и не сдалась:
– Им можно. Они – свои. А ты, в трусах, – иди на стадион.
Шумкин выпучил глаза. Изо рта у него вместо слов вырвалось маловнятное пыхтенье:
– Ну, блин, совсем уже! Даже в войну такого не было! Они, в трусах, – свои, а я, в таких же трусах, – не свой.
– Ты ещё и с номером, – бабка ткнула парню в грудь.
– Руки! – повысив голос, произнес Шумкин. Дежурная противоречила самой себе. Могла бы догадаться, что просто так, кому попало, стартовый номер не выдадут. Но бабке было не до размышлений, она начала этот спор и, видимо, решила закончить его только победительницей.
– Не надо, Миша. Пошли на стадион, – Лиза взяла бунтаря под руку так мягко, что он мгновенно повиновался.
– Изергиль! – успел бросить Шумкин обидчице.
– Чё? – бабка, явно с ранней пролетарской классикой не знакомая, пошла на Шумкина в лобовую атаку. Девушка потянула спутника к двери уже более настойчиво, но он упёрся:
– Ну ты! Ну ты! Не наваливай!
– Иди на стадион, говорю! – дежурная не отступала.
– Без тебя знаю, куда мне идти. Сама бы ты не пошла… – Миша выдернул руку, освобождаясь. Как он ненавидел ссориться с кем бы то ни было! А вот надо же: не сдержался. Да ещё перед кем? Перед такой милой красоткой.
Шагнув в его сторону, вахтёрша взвизгнула:
– Ах, ты так! Ну, смотри у меня, – дежурная быстро шмыгнула за стойку, откуда появилась с веником. Увидав её в полном вооружении, Лиза с силой потащила Мишу за дверь. Ретируясь, он успел всё же крикнуть, что будет жаловаться.
– Иди-иди! – не обратила старуха внимания на угрозу и, как только дверь закрылась, стала размашисто мести пол у выхода. – Небось, двоечник заядлый, а туда же: «в войну такого не было!» … Чё он знает о войне, что там было или не было? Вот я всю войну на плечах вынесла, могу сказать. И голод, и холод. А он… – дежурная поправила платок и выглянула в окно. На улице перед общежитием никого уже не было. – Ишь, легкоатлет мне нашёлся! Смотри у меня! – женщина погрозила в окно веником. Завелась она теперь надолго.
Глава 9
В секторе для прыжков в высоту, на стороне, противоположной от старта шестидесяти метров, студенты готовились к экзамену. Через поле тащили стол, стулья, лавочку. Когда-то, когда высотники прыгали способами «ножницы», «перекат» «волна» и в начале освоения «перекидного» ямы для прыжков были из песка. С появлением «фосбери-флопа» песочные ямы заменили натяжными брезентовыми, в которые укладывали матрасы. Появившиеся им на смену толстые маты значительно преобразили прыжковые сектора. В МОГИФКе, построенном в двадцатых годах этого века, песочную яму для прыжков в высоту выгребли и залили цементом, на который сейчас и складывали поролон.