Константа
Шрифт:
– Хм, интересно. А ты не так прост, как казался вначале. Это мы ещё обязательно обсудим, а пока есть время, давай уже закончим с этой теорией.
– Давай, – согласился Евгений, а сам в это время думал совсем о другом.
Он прислонился к стене и посмотрел сквозь грязное окно, о котором давно забыли под градом несчастий, выпавших на долю горожан. Большинство из них живёт в постоянном страхе и тревоге за свою жизнь, мысли сосредоточены только на выживании, и в них не осталось больше места для простых житейских забот. Кому есть дело до грязного окна, когда в него в любой момент может влететь снаряд от вражеской пушки?
К этому времени за окном наступила ночь, и некогда многолюдная площадь перед институтом совсем опустела, а город погрузился в тревожную тишину. Приближалось время ночных кошмаров.
– Так на чём мы остановились? – задумался Алексей.
– На диалектике, – подавленно ответил
– Ах да. В общем и целом ты прав. Штейнмайер и Кунц мыслили примерно так же, только тут ещё вмешалась математика Рудовского. Если квантовое поле порождает новые частицы, то они не только могут, но и обязаны начать взаимодействовать между собой, образуя свою альтернативную структуру и влияя на вещество вокруг себя. Но, согласно Матрице Рудовского, любое вмешательство в устоявшуюся схему мироздания может привести к ужасающим последствиям и нестабильности всей системы. Полагаясь на свои расчёты, учёные обнаружили, что всё возрастающее количество нового вещества создаёт так называемые точки напряжённости в структуре матрицы и в один прекрасный момент, когда необходимое количество переходит в иное качество, как учит диалектика, происходит настоящий взрыв. Сформировавшийся очаг вступает в антагонизм с существующей системой и, словно вирус, вырывается на свободу, впивается в ДНК старого мира, вызывая в нём цепную реакцию. Матрица реальности переходит в состояние разбалансировки и всячески пытается вернуть себе стабильность, постепенно перестраивая всю систему и включая в себя части новой структуры. Изменения затрагивают весь мир, они мощной волной проходят по каждой молекуле и частице вещества. Хотя преобразования бывают микроскопическими, на больших масштабах они могут привести к кардинальным сдвигам, или, как назвали это Штейнмайер и Кунц, наложению новой реальности. Возвращаясь к эффекту Манделы, учёные обосновали это явление не всеобщим искажением памяти, а воспоминаниями из утраченной в результате перестройки реальности. Учитывая, как много в последнее время стали обнаруживать таких странных искажений, подобные наслоения должны случаться на постоянной основе.
– Ого, а ведь это очень похоже на наш случай! – с воодушевлением воскликнул Евгений.
– Верно. Теперь ты понимаешь, почему я так долго подводил к этому выводу?
– Ты думаешь…
– Нет, я пока ничего не думаю, – отрезал Алексей. – Рано делать окончательные выводы. Даже сами господа учёные в конечном итоге не смогли договориться друг с другом.
– В каком смысле?
– Они очень быстро разошлись во взглядах на первопричину, которая порождает квантовые флуктуации. Иоганн Штейнмайер слишком увлёкся мистическим объяснением эффекта Манделы и вскоре окончательно потерял связь с реальностью. Он начал активнее продвигать идею параллельных вселенных и с головой окунулся в эзотерику, всё глубже увязая в болоте псевдонаук. Штейнмайер – отличный пример, куда может завести некогда хорошего учёного излишнее заигрывание с абстрактной математикой и теоретической физикой, если оторвать их от окружающей действительности.
Алексей сделал небольшую паузу, украдкой поглядывая в окно.
– Вкратце его гипотеза состояла в следующем. Он представлял всё сущее как бесконечно толстую и очень плотную пачку бумаг, где каждый лист – это отдельная, самостоятельная реальность. В местах, где слои проходят очень близко друг к другу, возникает возмущение квантового поля, пространство буквально закипает из-за возникшего между ними напряжения. А иногда оно достигает таких пределов, что слои соприкасаются друг с другом, вызывая эффект наложения, или, как он ещё говорил, пересечения пространственно-временных мембран. Часть другой реальности просачивается как чернила на соседнюю страницу, оставляя там отпечаток и перестраивая её структуру. Такова новая версия их общей теории устами Штейнмайера. А вот Кунц остался верен научному подходу и не стал обращаться за ответами к мистицизму, а, как истинный учёный, до конца искал причины во внутреннем устройстве самой Вселенной. Несмотря на коренные разногласия, теория наложения реальности до сих пор считается их общим наследием. Вот так.
Максимов закончил свой долгий рассказ и топнул ногой, будто поставил финальную точку.
– Вопросы? – игриво спросил он напоследок.
– Так к чему мы в конечном счёте склоняемся? – окончательно запутался Евгений. – Всему виной наложение реальности?
– Ни к чему. Я же говорил, мы пока изучаем различные идеи и пытаемся найти среди них здравое зерно, – ответил Алексей и снова посмотрел на часы. – Но займёмся этим уже не сегодня. Мы слишком поздно начали.
Евгений заметил его небольшую нервозность.
– Кого-то ждёшь?
– Комендантский час уже скоро, нужно успеть вернуться домой.
– После всего сказанного тебя волнует какой-то комендантский час? – удивился Евгений. – Какая разница, если скоро всё равно этот мир исчезнет? Нужно успеть как можно больше.
– Для нас с тобой он исчезнет гораздо раньше, если военная полиция заметит нас вне дома, – испуганно прошипел Алексей вполголоса. – Но ты прав, ещё есть немного времени, и я могу рассказать тебе о пятой гипотезе. Хотя она весьма глупая.
– Неужели глупее, чем путешествия во времени? – продолжал издеваться Евгений.
– О, намного! Ты даже не представляешь…
#148
Если верить метеорологам, то в регионе уже целую неделю не прекращались проливные дожди, хотя Евгений отчётливо помнил, как ещё вчера нежился в тёплых лучах июньского солнца. Теперь за каждым поворотом его встречали огромные лужи и бурные потоки воды, превратившие улицы в грязные реки. Природа словно оплакивала невинные жертвы, число которых росло с каждым днём и с очередной бомбой, упавшей на жилые районы. Война и постоянные обстрелы гнали людей прочь из города. Улицы совсем обезлюдили, в домах начали заколачивать окна, а на дорогах остались одни военные патрули. Бесконечные ливни, которые то усиливались, заполняя стоки до предела, то превращались в мелкую противную морось, только подчёркивали серость и уныние, поселившиеся в сердцах горожан. С каждым днём тревога и страх только росли, вынуждая даже самых стойких и упёртых бежать вглубь страны и надеяться, что хотя бы там их не коснётся война. Но от неё не сбежать и не скрыться на маленькой и тесной планете. Евгений видел, чем всё закончится, знал, что бежать бесполезно. Осталось только верить, что его новообретённый друг сможет решить эту загадку и спасти всех от неминуемой гибели.
К сожалению, ни серьёзный отпор нашей армии, ни ненастье не смогли остановить армию Альянса, которая всё крепче стягивала тиски вокруг города и всё агрессивнее вела обстрел. Удары артиллерии и ракетные атаки становились интенсивнее, а сигнал тревоги не смолкал круглые сутки. Людей призывали не покидать подвалы домов, поскольку бомбоубежищ на всех не хватало, а организованная эвакуация давно прекратилась из-за опасности попасть под обстрел. Кольцо блокады почти сомкнулось.
Но Евгения это совсем не пугало. После каждого пробуждения он тут же мчался обратно в институт, где его ждали совсем другие поля сражений – с научными терминами и сложными теориями. Несмотря на показное недовольство, в последние дни он спешил туда с большой радостью и воодушевлением. Только рядом с новым другом Евгений ощущал невероятный прилив спокойствия и уверенности в том, что всё получится и они найдут выход из лабиринта. Он восхищался его необычайным даром убеждения и непоколебимой верой в силу человеческого духа и разума. Максимов служил отличным примером стойкости перед довлеющей силой неизведанного. Вот только встречаться им становилось всё сложнее. Пустые улицы, комендантский час, военные патрули, которые всегда могли остановить и устроить допрос, сильно осложняли их совместную работу.
В этот раз Евгений смог добраться до института только под вечер, поэтому времени на обсуждения почти не осталось. Уже с порога Алексей нервно поглядывал на часы и постоянно куда-то спешил. Он быстро проводил Новикова в комнату отдыха, запер дверь на замок и попросил как можно короче напомнить ему, на чём они остановились в прошлый раз, а потом принялся выводить маркером на доске привычные пункты.
Так прошло несколько часов за повторением теорий и предположений, уже успевших набить оскомину. Закончив обязательную программу, Евгений устало прислонился к стене около окна и слегка отодвинул жалюзи. На улице уже окончательно стемнело, окуная город в непроглядную черноту очередной бессонной ночи. Даже величественная центральная площадь едва проглядывала сквозь потоки ливня за окном. Уличное освещение было полностью отключено, но в домах среди полной темноты иногда подмигивали одинокие огоньки чьей-то мимолётной мирной жизни. Алексей решил последовать примеру горожан и не стал включать общий свет, а ограничился только небольшими настольными лампами в разных концах комнаты, которые создавали приятный и, можно сказать, уютный полумрак.
В комнате отдыха уже несколько минут витала необычайно тягостная тишина, до краёв наполненная мрачными думами и предчувствием беспросветной безнадёги, проникшей уже, кажется, даже в мысли оптимистично настроенного Алексея. Покусывая ногти на руках, он пристально вглядывался в доску, где были вновь перечислены знакомые версии, задумчиво почёсывал подбородок и лишь изредка издавал хмыкающие звуки.
– Жалко, что снаружи ничего не видно, – печально и отрешённо произнёс Евгений, продолжая разглядывать капельки дождя на окне.