Конституция свободы
Шрифт:
Этот аргумент в пользу свободы – довод не против организации, представляющей собой одно из самых мощных средств, имеющихся в распоряжении человеческого разума, а против всякой исключительной, привилегированной, монополистической организации, против использования принуждения с целью пресечь попытки других сделать что-то лучше. Любая организация опирается на имеющееся знание; организация означает приверженность конкретным целям и конкретным методам, но даже организация, созданная ради роста знания, будет эффективна лишь в той мере, в какой истинны заложенные в ее основу знания и представления. И если какие-либо факты противоречат представлениям, на которые опирается структура организации, это станет очевидно только в результате ее неудачи и замены ее организацией другого типа. Следовательно, организация, скорее всего, будет благотворной и эффективной только до тех пор, пока она является добровольной, укорененной в сфере свободы, и она либо будет вынуждена приноравливаться к обстоятельствам, которые не были учтены при ее создании, либо потерпит крах. Превращение всего общества в единую организацию, устроенную и направляемую по единому плану, означало бы уничтожение тех самых сил, которые сформировали умы людей, ее замысливших.
Стоит задуматься на миг о том, что случилось бы, если бы во всех действиях из всего имеющегося знания использовалось лишь то, что было признано наилучшим. Если бы все попытки, представляющиеся в свете общепризнанного знания тщетными, были запрещены и задавались лишь те вопросы или проводились лишь те эксперименты, которые казались бы важными в свете господствующего мнения, человечество вполне могло бы дойти до того состояния, когда его знания позволяли бы ему предсказывать последствия всех традиционных действий и избегать неудач или разочарований.
9. Таким образом, рационалист, желающий все подчинить человеческому разуму, оказывается перед настоящей дилеммой. Использование разума имеет своей целью достижение контролируемости и предсказуемости. Но процесс развития разума опирается на свободу и непредсказуемость человеческой деятельности. Те, кто превозносит могущество человеческого разума, обычно видят только одну сторону взаимодействия мысли и поведения, в ходе которого разум одновременно применяется и формируется. Они не видят, что социальный процесс, в рамках которого происходит рост разума, для продвижения вперед должен оставаться свободным от его контроля.
Вряд ли можно сомневаться, что некоторыми из величайших достижений прошлого человек обязан тому, что он не смог поставить под контроль жизнь общества. Вполне может оказаться, что дальнейшее движение вперед будет зависеть от сознательного отказа от контроля, и этот шаг сегодня во власти человека. В прошлом спонтанным силам роста, каким бы сильным ограничениям они ни подвергались, обычно удавалось утвердить себя в противостоянии организованному насилию государства. Сейчас же в распоряжении правительств находятся современные технологические средства контроля, и далеко не очевидно, что эти силы могут себя защитить; как бы то ни было, такая защита вскоре может оказаться невозможной. Мы недалеки от того момента, когда сознательно организованные силы общества смогут разрушить те спонтанные силы, которые сделали возможным продвижение вперед.
Глава 3
Прогресс с позиций здравого смысла
Всех выше поднимается тот, кто не знает, куда он держит путь.
1. Сегодня авторы, дорожащие своей репутацией интеллектуалов, вряд ли станут упоминать прогресс, не заключая это слово в кавычки. Само собой разумевшаяся вера в прогресс, которая в последние два столетия была признаком передового мыслителя, теперь считается признаком неглубокого ума. Хотя огромные массы людей в большинстве стран мира все еще связывают свои надежды с непрерывностью прогресса, среди интеллектуалов стало обычным делом задаваться вопросом, существует ли вообще такая вещь, как прогресс, или, по крайней мере, насколько он желателен.
69
См.: Retz J.F. de. M'emoires du Cardinal de Retz de Guy-Joli, et de la duchesse de Nemours, contenant ce qui s’est pass'e de remarquable en France pendant les premi`eres ann'ees du r`egne de Louis XIV / Nouvelle 'edition. Paris: Chez 'Etienne Ledoux, 1820. Vol. 2. P. 497 [Рец Ф.П. de. Мемуары. M.: Ладомир; Наука, 1997. С. 419], где воспроизводятся слова президента Бельевра, сказавшего, что Кромвель однажды заметил ему: «On ne montait jamais si haut que quand on ne sait o`u l’on va». Это высказывание явно произвело глубокое впечатление на мыслителей XVIII века и цитируется Давидом Юмом (Hume D. Whether the British Government Inclines More to Absolute Monarchy, or to a Republic // Hume. Essays. Vol. 1. P. 124), Адамом Фергюсоном (Ferguson A. An Essay on the History of Civil Society. Edinburgh: Printed for A. Millar and T. Caddel in the Strand, London, and A. Kincaid and J. Bell, Edinburgh, 1767. P. 187 [Фергюсон A. Опыт истории гражданского общества. М.: РОССПЭН, 2000. С. 189-190]), а также Тюрго (см.: Forbes D. Scientific Whiggism // Cambridge Journal. 1954. Vol. 7. P. 654). Оно еще раз всплывает у А. Дайси (Dicey. Law and Public Opinion. P. 231). Немного измененная версия встречается в посмертно опубликованных записках Гете «Максимы и рефлексии»: «Man geht nie weiter, als wenn man nicht mehr weiss, wohin man geht» [«Человек дальше всего заходит тогда, когда не знает, куда идет»] (Goethe J.W. Maximen, Reflexionen: Goethe’s Aufs"atze zur Kultur-, Theater- und Literatur- Geschichte. Leipzig: Inselverlag, 1913. Vol. 2. P. 626). Cm. в этой связи также: «Homo non intelligendo fit Omnia» [«Все делается несведущими людьми»] (Vico G. Op'er'e di Giambattista Vico, ordinate ed illustrate coll’analisi storica della mente di Vico in relazione alia scienza della civilt`a / Ed. by G. Ferrari; 2nd ed. Milan: Societ`a Tipolog. de’ Classici Italiani, 1852-1854. Vol. 5. P. 183). Поскольку другой возможности сослаться на Вико не будет, следует заметить, что он и его великий ученик Фердинандо Галиани представляют единственную в континентальной Европе параллель антирационалистической британской традиции, которую мы подробнее рассмотрим в следующей главе.
Немецкий перевод более раннего и несколько более пространного варианта этой главы см.: Hayek F.A. Grundtatsachen des Fortschritts // Ordo. 1957. Vol. 9. P. 19-42.
До известной степени эта реакция против восторженной и наивной веры в неизбежность прогресса была необходима. Столь многое из сказанного и написанного о нем было несостоятельным, что теперь стоит дважды подумать, прежде чем употребить это слово. Утверждение, что «цивилизация двигалась, движется и будет двигаться в желательном направлении» [70] , никогда не было сколько-нибудь серьезно обосновано, равно как не было никаких оснований для оценки любых изменений как необходимых или прогресса как неизбежного и всегда благотворного. И уж меньше всего было причин для разговоров о поддающихся выявлению «законах прогресса», позволяющих нам предсказывать условия, к которым мы с неизбежностью движемся, или для истолкования каждой сделанной человеком глупости как чего-то необходимого и в силу этого правильного.
70
Bury J.B. The Idea of Progress: An Inquiry into its Origin and Growth. London: Macmillan and Co., 1920. P. 2.
Хотя модное разочарование в идее прогресса и нетрудно объяснить, оно несет в себе и опасность. В некотором смысле цивилизация – это прогресс, а прогресс – это цивилизация [71] . Сохранение того вида цивилизации, с которым мы знакомы, зависит от действия сил, которые при благоприятных условиях порождают прогресс. Если верно, что эволюция не всегда ведет к созданию лучшего, то верно также и то, что без сил, которые ее порождают, цивилизация и все, что мы ценим, – на самом деле, почти все, что отличает человека от животного, – не могли бы существовать либо сохраняться длительное время.
71
Cp.: Mill J.B. Representative Government // Idem. On Liberty and Considerations on Representative Government / Ed. by R.B. McCallum. Oxford: B. Blackwell, 1946. P. 121 [Милль Дж.С. Рассуждения о представительном правлении. Челябинск: Социум, 2006. С. 4-5].
История цивилизации – это летопись прогресса, который за недолгий срок – менее чем за восемь тысяч лет – создал почти все, что мы считаем характерным для жизни человека. Отказавшись от охотничьего уклада, большинство наших прямых прародителей в начале неолитической культуры обратились к земледелию, а вскоре – менее чем три тысячи лет назад или за сто поколений до нас – к городской жизни. Нет ничего удивительного, что биологический
72
См.: «Если противоестествен дворец, то не менее противоестественна и хижина; а высочайшие проявления политики и нравственности в известном смысле не более искусственны, чем первые движения чувства и разума» (Ferguson A. History of Civil Society. Edinburgh: Printed for A. Millar and T. Caddel in the Strand, London, and A. Kincaid and J. Bell, Edinburgh, 1767. P. 12 [Фергюсон А. Опыт истории гражданского общества. M.: РОССПЭН, 2000. С. 40]). Вильгельм Рошер в качестве примеров «губительной утонченности», против которой в то или иное время метали молнии суровые моралисты, приводит вилки, перчатки и застекленные окна (Roscher W. Ansichten der Volkswirthschaft aus dem geschichtlichen Standpunkte. Leipzig; Heidelberg: C.F. Winter, 1861. P. 408-409); Платон в своем «Федоне» заставляет одного из говорящих опасаться, что изобретение письма через ослабление памяти приведет к вырождению! [В действительности речь идет о диалоге «Федра». – Ред.]
2. Когда мы говорим о прогрессе в связи с нашими личными стараниями или организованными усилиями людей, мы имеем в виду продвижение к известной цели [73] . В этом смысле эволюцию общества нельзя назвать прогрессом, потому что она не является плодом человеческого разума, стремящегося при помощи известных методов достичь поставленной цели [74] . Выло бы правильнее думать о прогрессе как о процессе формирования и изменения человеческого интеллекта, процессе адаптации и обучения, в ходе которого постоянно изменяются не только известные нам возможности, но и наши собственные ценности и желания. Поскольку прогресс состоит в открытии еще не познанного, его последствия по необходимости должны быть непредсказуемыми. Он всегда ведет в неведомое, и самое большее, на что мы можем рассчитывать, – разобраться в том, какого рода силы его порождают [75] . Хотя и необходимо иметь общее представление о кумулятивном росте, если мы намерены попытаться создать для него благоприятные условия, однако на основе этого знания мы никогда не сможем делать конкретные прогнозы [76] . Предполагать, что мы извлечем из него законы эволюции, которым должны будем следовать, абсурдно. Человеческий разум не может ни предсказывать, ни осознанно формировать собственное будущее. Его совершенствование состоит в выяснении того, где он заблуждался.
73
Если бы можно было изменить установившееся словоупотребление, следовало бы закрепить слово «прогресс» за таким обдуманным продвижением к избранной цели, а в других случаях говорить только об «эволюции цивилизации».
74
См.: «Прогресс… есть нечто такое, что производит себя само. Мы не создаем его» (Kroeber A.L. Configurations of Cultural Growth. Berkeley: University of California Press, 1944). [В действительности цитата из: Kroeber A.L. Anthropology. New York: Harvourt, Brace and Company, 1923. P. 133. – Ред.]
75
См.: «Таким образом, теории прогресса делятся на два разных типа, соответствующие двум радикально противоположным политическим теориям и привлекательные для двух противоборствующих темпераментов. К одному типу относятся идеалисты-конструктивисты и социалисты, которые могут назвать каждую улицу и каждую башню „золотого города“, который, как они воображают, находится за ближайшим поворотом. Развитие человека – это замкнутая система; его условия известны и достижимы. Другой тип включает тех, кто, исследуя постепенное становление человека, верит, что благодаря тому же взаимодействию сил, которые вели его до сих пор, и благодаря дальнейшему развитию свободы, которую он завоевал, он будет медленно продвигаться к условиям все большей гармонии и счастья. В этом случае развитие не имеет четких границ: условия его неизвестны, а результаты принадлежат отдаленному будущему. Движущей силой служит личная свобода, а соответствующей политической теорией – либерализм» (Bury J.B. The Idea of Progress. London: Macmillan and Co., 1920. P. 236-237).
76
См.: Popper K.R. The Poverty of Historicism. London: Routledge and Kegan Paul, 1957 [Поппер E. Нищета историцизма. M.: Издательская группа «Прогресс»; VIA, 1993], и мою работу: Hayek F.A. The Counter-Revolution of Science: Studies in the Abuse of Reason. Glencoe, IL: Free Press, 1952 [[Хайек Ф.А. Контрреволюция науки. M.: ОГИ, 2003].
Даже в той области, где поиск нового знания осуществляется наиболее обдуманным образом, то есть в науке, ни один человек не в состоянии предсказать последствия своей работы [77] . На самом деле сейчас становится все понятнее, что даже попытки целенаправленно ориентировать науку на добычу полезного знания – то есть знания, будущее использование которого можно предсказать, – скорее всего, будут тормозить прогресс [78] . Последний по самой своей природе не поддается планированию. Возможно, мы имеем право говорить о планировании прогресса в отдельной области, где мы стремимся решить конкретную задачу и уже представляем, каким будет решение. Но если бы нам пришлось ограничиваться достижением ближайших целей и новые задачи перестали бы постоянно возникать перед нами, поиску вскоре пришел бы конец. Мы становимся мудрее именно благодаря познанию того, чего не знали раньше.
77
Это хорошо сформулировал Ирвинг Ленгмюр: «В исследовательской работе невозможно запланировать открытие, но можно спланировать работу, которая, вероятно, приведет к открытиям» (Langmuir I. Freedom, The Oportnnity To Profit from the Unexpected I I Research Laboratory Bulletin. 1956. Fall. P. 4).
78
См.: Polanyi M. The Logic of Liberty: Reflections and Rejoinders. London: Routledge and Kegan Paul, 1951. P. 76, а также замечательное раннее обсуждение этих вопросов в книге Сэмюэла Бейли, в частности, наблюдение, содержащееся в предисловии: «По-видимому, необходимым условием существования человеческой науки является то, что приходится изучать много бесполезных вещей, чтобы узнать что-нибудь полезное; а поскольку невозможно до всякого опыта знать ценность наших приобретений, единственный способ, которым человечество может обеспечить себе все преимущества знания, – это продвижение исследований во всех направлениях. Не существует большего препятствия на пути прогресса науки, чем непрестанное и беспокойное обращение на каждом шагу к осязаемой полезности. Если мы уверены в благотворности общих результатов, неразумно быть чрезмерно требовательным и ожидать, что каждое отдельное усилие немедленно принесет пользу. Кроме того, в каждой науке должна быть достигнута определенная полнота, а потому мы обязаны узнавать множество частностей, которые в противном случае не имели бы никакой ценности. Не следует забывать и о том, что тривиальные и очевидно бесполезные результаты часто оказываются необходимой подготовкой к важным открытиям» (Bailey S. Essays on the Formation and Publication of Opinions, and on Other Subjects. London: Printed for R. Hunter, 1821. P. iv-v).