Конструктор сущностей
Шрифт:
Элли смотрела на шар. Шар менял цвет. Стал он багровым, словно раскалился изнутри, и его зловещее свечение пульсировало в такт частому дыханию девочки. Она подняла голову.
– - Не вставай!
– - люто вскрикнул Богун.
– - Жить надоело?!
Она броском, прямо с колен, рванулась к нему… нет, вовсе не он интересовал девчонку, она тянула руки к шару. Пуля визгливо прошептала проклятье, взвихрив грязный снег; два быстрых ответных выстрела заставили преследователей залечь, но гэбисты уже всерьез взялись за дело, их было много, и Богун понял: все, момент упущен. Оставалось лишь гордо
Автоматный лай вынудил его вжаться в землю. Ощутив ритм очередей, он в нужный миг отбросил пистолет и поднял над собой руки. Стрельба сразу прекратилась, и ему вдруг страшно стало в наступившей тишине; он уже почувствовал -- знание опередило взгляд. Элли ничком лежала на тающем, меняющем цвет снегу; снег неумолимо краснел; снег стыдился людей; шар танцевал под мертвой ладонью; Богун так и не смог заставить себя взглянуть. Он прекрасно знал характеристики огнестрельного оружия: практика -- великое дело.
Богун стоял на коленях, глядя в небо; автоматчики подбежали, сшибли прикладами вниз, в кровавое месиво; и тогда он, вспыхнув ненавистью, каким-то звериным чутьем угадав среди них убийцу, разменял уже ненужную жизнь на последнее ярое ликование. Хруст позвонков жертвы совсем ненамного опередил вспышку выстрела; Богун, мертвой хваткой сжимая шею зверя, уплывал вместе с ним в новые, странные пространства; он не видел, как ослепительным черным сполохом взорвался Вещий шар, и блистающая сфера, расширяясь, превратила в ничто людей, дома, небеса и землю.
Кто же насылает на меня сновидения? Кому обязан я тяжелыми неподъемными эпизодами, настолько похожими на правду, на осколки памяти, что выть хочется и бежать куда-то? Ведь не так все было, как в этом сне… Все было не так!
Подхватив шар, рванувшись вперед, зигзагами, -- к черту! подстрелят так подстрелят, но я уведу их прицелы от девчонки!
– - мчался Богун к спасению. Дворы, заборы, лающие собаки… а девчонка -- дите растерянное, отчаянное -- оказывается, увязалась за ним; и когда вернулось хладнокровие, когда понял Богун, что капкан ставился не столько на него, сколько на его службу, на многострадальный ОМОН, -- понял он и другое: если и сделают из него козла отпущения, то не сразу, не сегодня; начальство на первых порах будет отпихиваться от этой акции, и не исключено, что сумеет-таки отпихнуться. Или отбрехаться. Или замять как-нибудь… откупиться… повернуть все так, будто для пользы дела умирали исполнители, а не по дурости или собственному хотению. Мало ли куда ветер подует.
Значит, есть время, чтобы подготовиться. Уйти самому и Элли увести, вот цель. Идти нужно в лесные хутора. Лучшего места не найти… До дрожи отчетливо припомнилось раскаленное небо, бьющее сквозь светофильтры пронзительным полуденным огнем, и волчья стая, деловито семенящая по деревенской улочке. С Элли особых проблем не было. Она попала к своим, к просветленным, -- по фазе сдвинутым, попросту говоря. А Богун ушел дальше, изменив внешность и стараясь не общаться с поводырями, которые и сами не страдали болтливостью. Любопытство здесь не приветствовалось.
На въезде в Глухомань осенило его видение.
Ряд высоченных белых башен всплыл над лесом, до которого еще ехать и ехать. Машина тащится вдоль сияющего поля, по полю бегут золотые волны, а за нами, будто инверсионный след, тянется хвост серебристо сверкающей пыли. Дорога сворачивает влево, здесь начинается село или хутор, прямо от дороги по обе стороны -- могучая трава, в ней -- прямоугольники, лоскуты, засеянные огромными, ослепительно горящими красными маками. Дальше, за перекрестком, -- широкая грунтовая площадка, на которой соединяются дороги и тропки. Это Пятиуглы, отсюда начинается глухой черный лес, колдовская чащоба. Несколько просек, радиально расходящихся, ведут туда, -- да еще стометровая аллея, упирающаяся в основание ближайшей башни; близ ней гигантскими, на тополя похожими букетами вздрагивают в небе чуткие цветы. Ни души, ни ветерка, автомобиль катит по ухабистому асфальту. Человек, сидящий за рулем, молчит и хмурится. Он чувствует что-то, и, как бывает во сне, его предчувствие проецируется на меня, но не успевает оформиться.
Путь преграждают вооруженные люди.
– - Усыпленные!
– - ворчит водитель.
– - Что, попробуем в объезд?
Он предугадывает мой ответ, и поэтому не ждет его. Я не отвечаю. Я смотрю в небо над башней. Чья-то фигура там, в струях света, в огнедышащей лазури. Женщина разгуливает по небесам. Скользит, наклонившись вперед, и края ее одежд взметают белую облачную пену.
Он уже развернул машину, но я меняю решение.
– - Остаемся, -- говорю я, глядя вверх.
– - Чую: назначено. От судьбы не убежишь.
Он кивает. Автоматные стволы смотрят на нас. Ни беспокойства во мне, ни сожаления. От судьбы не убежишь. Воспроизводство одних и тех же эпизодов -- ключевое условие моей сделки с лесом. Повторение -- мать учения.
– - Русалочка?
– - шепчет водитель, тоже глядя в небо.
– - Ты уходишь? Что случилось, скажи?
Я первым выхожу из машины. Небесная женщина тает в облаках.
Где это было? Что мелькнуло огоньком? чей лик…
Обнадежит ли Творца конечный результат?
Здесь тоже прогресс: пергамент вечной Книги сменила база данных со сверхбыстрым доступом. Безбумажная технология! Вместо вестников, скачущих по Магистрали, вторгаются в нашу жизнь простые и недвусмысленные подсказки, со скоростью света приходящие из астральных сетей. Неважно, во сне или наяву ощутим мы зов; важно услышать.
Можно также вообразить конструктор, из которого собирают миры. Детишки возятся с чудесной игрушкой, мешают друг другу и, поскольку не перевелись еще мальчиши-плохиши, иногда разрушают сотворенное соседом. Но Конструктор Сущностей обладает особенным свойством: его элементы сами участвуют в этой всеобщей забаве. Слово имеют. Право имеют…
– - Быть всеобщим лекарем -- нелестная обязанность, -- ворчит Малый Кит, разглядывая фотоснимок.
– - Как-то не так дела идут. Совершенно не то получается, что прогност-компы обещают. Итоги усилий ничтожны, зато во множестве плодятся побочные эффекты. Да и вообще быть протейцем -- нелепо! Чужая это планета, даже для родных чужая…
Кит не умел молчать. Хранить секреты -- умел, да и как не уметь, работа у него вредная, особенная работа, саперная: сболтнешь что-нибудь -- и провалишь дело, а то и человека погубишь.