Консультант
Шрифт:
– Кому отдать?!
– Заткнись и слушай. Выкрутись как хочешь, но тебя должны связать с капитаном Эрни Дюпре. Передашь… привет от Локи… и скажешь… что Локи тебя рекомендует, понял?.. Повтори!
– Капитан Эрни Дюпре, привет от Локи, Локи рекомендует! – послушно отбарабанил осознавший серьезность момента Радар. – А Локи – это ты? Трина?! Трина!
Лёд сковал руки и ноги, тугим обручем сдавил лоб, дотянулся до сердца.
– Отдай… грифону… – прошептала Лана и отключилась.
Катрину Галлахер била мелкая дрожь, кожа была холодной,
Радара бесила собственная беспомощность. Всё, что он мог сделать для давней знакомой – это закутать в сдёрнутое с кровати одеяло, одновременно скрывая неожиданно начавшую смущать его наготу, и подложить под голову подушку. Тело, ещё пару часов назад крепкое и ладное, превратилось в студень, двигать его было тем ещё приключением, поэтому окрик от дверей прозвучал совершенно неожиданно.
– А ну, отвали от неё!
– Сам отвали… кавалерий! – огрызнулся Боден, бросив короткий взгляд на чужака в полной броне и продолжая подтыкать одеяло. – Врача лучше найди. Есть у вас, придурков, врач?! Трина, ты меня слышишь? Да Трина же!
В следующую секунду его руки, непривычно (а потому – неприятно) суетливые, повисли, как неживые, а ещё несколько мгновений спустя сам он, способный шевелить головой – и только ею, оказался метрах в полутора от тела Катрины.
– Мэм, – негромко говорил такой громила, что Боден против воли завистливо восхитился.
Броня – бронёй, но её ведь на что-то надели, и этого чего-тот было… много.
– Мэм, я её нашёл. Пришлите Кима, дело совсем плохо. Умирает, похоже. Нет, при мне не убивали, наоборот, тут парнишка один помочь пытался, кажется… обзывается ещё, кавалерием назвал! Полморды в крови, но ран на голове я не вижу. Сейчас… эй, ты!
Но обалдевший Боден только таращился на повернувшегося к нему бойца, точнее – на левую сторону его груди.
– Грифон, – просипел, наконец, Радар, когда к нему вернулось какое-то подобие голоса. – Мать твою так, грифон!
– Ну да, грифон, – отозвался человек в броне. Под золотым изображением грифона на комбезе было написано «Дерринджер», а сержантские лычки говорили сами за себя. – Что, никогда не видел?
– Не видел. Трина сказала – отдай, мол, меня и шефа первому же грифону, который залетит… а я решил – бредит, бедолага…
– Шеф – это вон тот, под окном? – деловито осведомился Дерринджер, но ответить Радар не успел: в спальне аббата появилось ещё одно действующее лицо. И оно – лицо это – определённо стоило того, чтобы обратить на него самое серьёзное внимание.
В дверях стояла, несомненно, соплеменница Катрины Галлахер, держащая под мышкой тактический, явно командирский, шлем. Белые ресницы и брови, белый уставный ёжик Легиона и неожиданно чёрные стрелки, отчёркивающие глаза цвета самых дорогих изумрудов. Убийственное сочетание.
– Она всегда была сторонницей краткости, – заметила одна из самых роскошных женщин на памяти Жана Бодена, а это говорило о многом. Голос был низким, практически мужским, а вот лицо безусловно женским, скорее сильным, чем красивым, и всё-таки красивым тоже. – Значит, отдать грифону? Ну, считай, отдал. Дальше?
– Мне… – Радар нервно откашлялся. Его, вызывающее зависть у всего Большого Шанхая, умение обращаться с дамами трусливо виляло сейчас поджатым хостом и норовило спрятаться за спину осмотрительности. – Мне надо связаться с капитаном Эрни Дюпре…
– Да что ты говоришь? – ухмыльнулась женщина, приближаясь, и Боден понял, что попал по полной программе.
Потому что на левом плече бронекомбинезона сверкала золотом капитанская косая штриховка, а пониже грифона на груди значилось: Э. Дюпре.
– Я – капитан Эрнестина Дюпре, – подтвердила очевидное подошедшая вплотную хищница. – Что ты должен мне сказать?
– Пере… передать привет от Локи.
– Передал. Ещё что-нибудь?
– Локи меня рекомендует.
– Даже так?
Капитан Дюпре хмыкнула, то ли недоверчиво, то ли одобрительно, не разобрать, но тут её довольно бесцеремонно отодвинул в сторону ещё один боец.
– Ходок, исчезни! – буркнул он, смуглый и узкоглазый, опускаясь на колени перед Катриной Галлахер и нетерпеливо отдёргивая одеяло, так заботливо подоткнутое Боденом несколько минут назад. – Посмотрим, что тут у нас.
Дальше Радару оставалось только наблюдать. Наблюдения не радовали. Сначала врач – а кем ещё мог быть свежеприбывший? – выругался, громко и витиевато. Отрекомендованный Ходоком сержант Дерринджер, снявший шлем и оказавшийся таким же котом, как Трина, усмехнулся одновременно с грозной капитаном Дюпре. Но чем дольше продолжался осмотр, тем тише ругался врач, и тем мрачнее становились лица присутствующих. Наконец медик и вовсе замолчал, продолжая свои загадочные для непосвященных манипуляции в полной тишине.
– Плохо, Ким? – негромко поинтересовалась капитан, когда тяжеловесный, почти кубический капрал захлопнул объёмистый кейс и поднялся на ноги.
– Швах, – коротко буркнул медик. – Сердце под замену однозначно, её собственное продержится неделю в лучшем случае. Почки мне тоже не нравятся, печень на ощупь вообще никуда не годится, а диагност… ну да. Полиорганное поражение почти сорок процентов и растёт на глазах, это вообще как? Не понимаю, что с организмом. Тут, похоже, такие эксперименты ставили, что хоть стой, хоть падай. По-хорошему, вообще всю начинку надо менять. Включая мозги… чтобы не совалась в такие…
Видно было, что Ким мучительно подыскивает определение, и не находит.
– Да ладно, печень, почки… ерунда, это потерпит. Но где, где я за неделю найду ей сердце? И куда засуну на время поисков?! С тем, что имеется, она и одних Врат не переживёт!
– У меня есть сердце, – тихо, но очень отчётливо донеслось с пола.
И десантники в один голос рявкнули «Локи!», но вопль Радара «Трина!» заглушил всех троих.
Потом, спустя месяцы и даже годы, Жан Боден по прозвищу «Радар» частенько вспоминал тесную комнату, залитую кровавым светом из узкого стрельчатого окна и людей, столпившихся над – это было предельно ясно – сестрой по оружию. Вспоминал, и думал, что он везунчик. Как ни крути.