Консьянс блаженный
Шрифт:
— Так вот, вы будете вырывать чертополох, выбрасывать камни, а я в это время буду вспахивать не только ваши два арпана, но еще и те полтора арпана, которые уступлю вам; затем, поскольку земля не из лучших, дам вам телегу навоза, и это составит щедрую меру. Ну, что вы скажете на это?
— Скажу, что следовало бы дать еще что-нибудь, — заявил папаша Каде.
— Старый вы плут, — откликнулся сосед Матьё. — Ну хорошо, поскольку мне жаль бедную Мадлен, дружившую с моей покойной женой, и для меня м'yка смотреть, как она трудится, я ей, поймите же, именно ей, дам в подарок Тардифа, который слишком мал ростом для своего напарника, но достаточно силен, чтобы выполнить нужную работу.
— Тардиф слишком стар, — заметил вскользь папаша Каде, не давая никакого положительного ответа.
— Какое там стар, ему пять лет, и если бы я захотел избавиться от него и забить, мясник дал бы мне за него сто восемьдесят ливров, но я знаю бедное животное три года и не хочу, чтобы с ним приключилась беда. Поэтому-то я и дарю его Мадлен; конечно же, при условии, что она никогда не отправит его на убой.
— О, конечно же, нет! — воскликнула Мадлен.
— Ты говоришь так, словно сделка уже состоялась, — обратился к ней свекор.
— И я не права, отец, — сказала смиренная женщина, — прошу у вас за это прощения.
— Просишь прощения, просишь прощения… Не за что просить у меня прощения. Кстати, он прав, наш сосед Матьё. Мы вполне можем сторговаться, да, можем!
— И сделка состоится — уж слишком она выгодна, чтобы вы от нее отказались.
— Вот как! — воскликнул папаша Каде. — Если она столь выгодна для нас, как вы говорите, тогда почему вы ее предлагаете?
Матьё задумчиво посмотрел на соседа.
— Почему я ее предлагаю? — переспросил он. — Ну да, вы этого не поймете! Я предлагаю такую сделку, потому что хочу быть вам полезным; я предлагаю ее, потому что люблю Мадлен, вы слышите!? Потому что люблю ее от всего сердца и потому что, — вот об этом она вам не говорила, не правда ли? — если бы она три года тому назад только захотела, она стала бы госпожой Матьё. Но Мадлен не пожелала — она хочет оставаться верной Гийому. Сердиться за это нельзя, поймите, ведь она славная и достойная женщина, но мне хочется быть полезным ей, потому-то я и предлагаю вам такую выгодную сделку, которую вы уже приняли, старый скареда! И если вы будете и дальше осторожничать, я возьму свое слово обратно!
— Да, — промямлил папаша Каде, уклоняясь от прямого ответа на вопрос, — но кто оплатит расходы на оформление договора?
— Ах, вот что вас мучает!
— Это ведь дело еще тридцати пяти — сорока ливров, примите во внимание.
— Хорошо, есть один способ уладить дело: вы у папаши Ниге составляете вчерашний договор, а так как он еще не внесен в реестр, то можно поставить мое имя вместо вашего и в тот же самый договор добавить пункт о передаче этого участка земли, и мы как два добрых друга заплатим каждый по половине суммы.
— Хм-хм! — произнес папаша Каде, рисуя в своем воображении участок предлагаемой земли, чтобы прикинуть, какой результат даст объединение наделов. — Хм-хм!
— Ну, что?
— А как быть, — спросил папаша Каде, — если к тому времени, когда вы должны будете передать мне Тардифа, он околеет?
— Если Тардиф околеет?! Да разве это вероятно?
— Это возможно: на будущий год предсказывают большой падеж рогатого скота.
— Ох, папаша Каде, до чего же вы предусмотрительны!
— Что поделаешь! Такой у меня характер.
— Хорошо! — продолжал сосед Матьё. — Допустим, Тардиф околеет. Я оценил его в сто восемьдесят ливров и от этого не отказываюсь, так что дам вам сто восемьдесят ливров серебром. Ну-ка, посмотрим, какое еще возражение вы отыщете?
— А не найдется ли, случайно, у вас старый лемех от плуга, который вам больше не понадобится?
— Найдется.
— И еще, если мы будем пахать не в одно и то же время, вы не сможете одолжить мне Тардифа для вспашки?
— Одолжу.
— Отлично! Большего мне и не надо. Все в порядке.
И, протягивая руку соседу Матьё, старик воскликнул:
— По рукам!
— По рукам! — отозвался сосед, ударив ладонью по ладони папаши Каде.
— Все, договорились; когда я даю слово, то никогда от него не отказываюсь.
— Очень на это надеюсь, — откликнулся Матьё, не без насмешки поглядывая на соседа.
— Я никогда, никогда не нарушаю слово!
Мадлен взглядом поблагодарила своего доброго соседа: она прекрасно понимала, что все это делалось ради нее.
С этого времени женщина была освобождена от работ с заступом и бороной и могла посвятить себя заботам о доме и ребенке.
Что касается папаши Каде, то со следующего года он стал настоящим собственником: будучи хозяином дома, он был теперь и владельцем поля, осла и быка, а также лемеха от плуга.
И поле приносило пользу. Надел папаши Каде увеличился от двух арпанов до восьми, и, поскольку они составляли один цельный участок, папаша Каде частенько стал говорить: «Моя земля!», как это делали сеньор из Бурсонна и крупный фермер из Ларньи.
Владей он четвертью льё полей первого, папаша Каде говорил бы так: «Мои земли!»
Он нередко размышлял о том, как бы доставить себе такое удовлетворение, но каждый раз, когда его посещала подобная мысль, можно было слышать, как он отвечает самому себе, выдавая таким образом происходившую в нем борьбу чувств:
— Нет, нет! Лучше закруглиться.
И, повторяем, следуя этому девизу, папаша Каде закруглился и постепенно, потихоньку, год за годом увеличил свои владения от двух до восьми арпанов.