Конт
Шрифт:
У конта зло сощурился единственный глаз. Все распланировали, гады! Кайрату — деньги и амнистию для его рода, этому хлыщу — Храм, герцогу — плащ серого кардинала, а королю — малолетку.
— Герцог мертв.
— Мертв его брат — самозванец, а истинный герцог озабочен процветанием соседнего государства…
Виктория его уже не слушала. Никогда она не станет сотрудничать с тем, кто обрек Тура на такую участь. Как все банально! Столько шума из — за трона? Зачем он им? Зачем им власть? Ответственность? Заботы?
— Он не согласится, —
— И я тебя использовал? А ты и не сопротивлялся? — не удержался Алан, не думая о последствиях.
В этот раз она успела увидеть, как прут летит прямо в лицо, и подставила руки. Запястья обожгло. Черт! Как же больно!
— Барон! Неужели вы не видите, что он вас провоцирует?
— Тварь! — прошипел Кайрат, бросая прут на угли.
«Неужели угадала? Да нет! Этого не может быть! У реципиента никогда не было таких мыслей! А если были? Ужас! Надеюсь, барон умрет раньше, чем успеет об этом рассказать».
— Каков ваш ответ, кир Алан?
— Да пошел ты, — ответил конт по — русски.
— Где корона? Мы точно знаем, что ваша кормилица вынесла её из королевской резиденции за день до смерти короля.
— Не в курсе.
Виктория перешла на русский язык, на случай, если вдруг не сможет молчать. Если не случится чуда, то она здесь и умрет. Как — то легко душа приняла эту новость. Не было страха. Смерть — это всего лишь переход из одного состояния в другое.
— Он не скажет, — повторил Кайрат. — Я знаю того, кто сможет нам помочь. Он захочет денег, но он сумеет заставить Алана делать то, что вам надо. Или заставит его говорить.
— Кто это?
— Брат Катес.
— Он здесь, на фронтире? Найди его. Мы не знакомы, но я слышал о нем, как о специалисте и истинном борце с анчутами. Говорят, Длань тоже здесь?
— Никогда не встречал. А вот с братом Катесом работать уже приходилось. Да и Алана он знает.
— Найди его, — повторил ксен.
— А что делать с этим?
— Отдай его «братику». Из — за него я лишил нашего друга утренней дозы, и он теперь зол, как стая диких тау. Только предварительно свяжи конта и предупреди Айро Третьего, чтобы не убивал нашего гостя.
В этот раз конта били двое, били ногами, обутыми в сапоги с железными накладками, а когда мужчина потерял сознание, его просто заперли в камере. Без воды, без еды, и даже не проверив, жив он или нет.
Через двое суток дверь открылась, и в нее вошли ксены в сопровождении двух амбалов. Один из братьев был старый знакомец, а вот второго Алан рассмотреть не смог. Много ли увидишь, лежа на полу в позе зародыша, да еще одним глазом. Тело превратилось в один большой синяк. Язык распух от жажды, а одежда пропиталась кровью и мочой. Сознание то уходило, то возвращалось, и каждый раз, проваливаясь в небытие, Виктория мечтала не вернуться. Апатия захлестнула мозг. Она была готова умереть и смирилась со смертью.
— Разденьте его и положите на стол, — раздался тихий знакомый голос. — И напоите.
Твою …! Вот теперь Виктории стало по — настоящему страшно.
— Брат Катес, может быть привязать узника?
— Не стоит, брат.
Алан жадно пил воду, обливаясь, давясь. Он боялся, что у него отберут ковшик с протухшей, но такой желанной водой, поэтому едва не захлебывался, спеша напиться.
Амбалы кинули его на стол и замерли у двери. Ксен склонился над лежащим мужчиной. Из — под капюшона раздался голос:
— Кир Алан, мне жаль, но ваш «брат» умер. Сегодня. Так обидно. Стоило мне приехать, чтобы помочь ему занять трон, как он решил свести счеты с жизнью и повесился в своей комнате. Говорят, у него была больная психика. Такая трагедия для страны. Теперь у нас надежда только на ваше послушание и сотрудничество. Вы ничего не хотите мне сказать?
— Я узнал тебя. Да пошел ты, урод!
— Надеюсь, через несколько дней вы передумаете.
В чувственных пальцах ксена мелькнула тонкая длинная игла.
Никогда еще Виктория так не кричала. Ни в этом теле, ни в том. Схватки, роды, зубная боль, почечные колики — все это казалось мелочью по сравнению с раздирающий тело непрекращающейся болью. Каждая клетка тела кричала вместе с нею, каждый капилляр готов был взорваться изнутри. Казалось, кожа плавилась, обжигая мышцы, хотелось сорвать её и выдрать из себя эту боль. Но она не могла поднять руку, не могла шевельнуть пальцами, могла лишь кричать, захлебываясь кашлем и слезами.
— Вы не передумали? — почти нежно спросил брат Катес, складывая иголки в деревянную резную коробочку.
— Д-да по — ш–шел т-ты, — выстучали зубы.
— Как скажите, кир Алан. Я приду завтра.
С этими словами он вышел из камеры.
— Подвесить его до завтра, — распорядился будущий Приближенный, выходя следом.
Амбалы не церемонясь связали дрожащему конту руки и, перекинув веревку через крюк, вбитый в потолок, натянули ее так, что Алану приходилось вытягиваться вверх, чтобы не вырвать руки из плечевых суставов.
Катес не обманул. Он приходил ежедневно в одно и то же время. Виктория научилась распознавать его мягкие шаги, его манеру открывать дверь. Она с ужасом и нетерпением ждала прихода брата Катеса. Ужас охватывал тело от мыслей о предстоящей боли, а нетерпение было вызвано мучительной жаждой. Только перед пытками конту давали воду. В минуты, когда разум возвращался, Виктория сравнивала себя с собакой Павлова. Если она задержится здесь надолго, она будет хотеть этой боли. Потому что знает, что без нее не сможет утолить жажду.