Контакт

Рзаев Анар Расул Оглы

Итак, вот отец, мать и дочь, видимо. Вот супружеская пара, она явно беременна. Два юнца, очевидно братья, очень похожи… Мужчина в военной форме. Девушка у фонтана. Дети — три девочки, два мальчика. Старик с тростью. Все. Понятно. Значит, отец, мать и дочь. Так. Супружеская пара. Жена беременна, муж… А разве он был в очках? Наверное, да, если он в очках. Что за чушь? Два юноши, да, они действительно похожи, братья. Мужчина в военной форме. Девушка у фонтана. Бог мой, так у нее же была сумка?! Куда она делась? Или не было? Тогда с кем же я ее путаю? Три девочки, один мальчик. Один мальчик? Видимо, так, да. Что-то было у этого старика, что-то… Что? Может быть, мне записать подробности?

Да нет, так с ума можно сойти. А я не сойду с ума назло всем моим завистникам и этой старой ведьме. Который час, кстати?

Двадцать пять минут одиннадцатого показывали его наручные часы. Почему-то студент подошел к стенным часам и сорвал простыню. На стенных часах было двадцать пять минут третьего. Они тикали, и маятник равномерно двигался. Студент впился глазами в длинную стрелку и не отрываясь смотрел на нее. Но, хотя он и смотрел на часы, он не мог сказать, сколько времени прошло, пока не увидел еле уловимое движение минутной стрелки в обратном направлении. Студент быстро подсчитал в уме. Так, точно. В последний раз, когда, собираясь выйти из квартиры, он фиксировал время, было двадцать пять восьмого на его наручных часах и двадцать пять шестого на стенных. Сейчас двадцать пять минут одиннадцатого на наручных и двадцать пять третьего на стенных. Выходит, часы шли с одинаковой скоростью — прошло ровно три часа, — но в обратном направлении на тех часах и в правильном на этих. Эти часы шли назад. Часы могут стоять, отставать, спешить. Но чтобы они с такой точностью шли назад — с этим студент сталкивался впервые. „Ничего себе выдумка у моих врагов, — подумал студент, — с такой изобретательностью им бы в Ньютоны, Эйнштейны податься, а они тратят пыл на какого-то студента, вся вина которого в том, что он лучше отвечал на экзаменах, потому что серьезно готовился к ним, а не занимался изобретением ловушек. Интересно, какой еще сюрприз они приготовили Мне в этой заколдованной комнате?“

Слово „заколдованной“ он мысленно произнес с оттенком иронической снисходительности. Студент был уверен, что все эти „невинные фокусы“ построены по четко продуманному плану. Скорее, он пытался уверить себя в этом, что его несколько успокаивало, хотя и не совсем. Конечно, если бы ему было куда пойти, он ни минуты не остался бы в проклятой квартире. Можно поехать в общежитие, кстати, он еще не выписался оттуда, но у студента пропала всякая охота к передвижению, стоило представить себе, что ему придется спускаться на этом зловещем лифте, может быть, впотьмах, что надо будет выйти на мрачный пустырь, пройти мимо сгоревшего дома с огромными тенями от лунного света и что вряд ли в такую пору он сможет найти автобус или такси, и тогда придется ему возвращаться в эту комнату, в которой старуха за время его отсутствия наверняка побывает еще раз и расставит новые ловушки.

Студент не сомневался, что она притаилась где-то здесь, совсем поблизости, скорее всего в том же доме. Теперь он был почти уверен, что именно она в его отсутствие зажгла здесь свет, открыла загадочную дверь на несуществующий балкон и что-то выбросила оттуда, что она или кто-то другой все время неустанно наблюдает за ним. „Нет, — сказал себе студент, — я останусь здесь, и ничто меня не сможет напугать, даже если все эти ее проклятые фотографии оживут и выйдут из своих рамок“. Он представил себе, как люди на фотографиях оживают, и ему от этого стало не боязно, а даже как-то весело. „Собственно говоря, я, кажется, порядочный трус. Чего я боюсь? Часы идут в обратном направлении? Ну и пусть идут себе на здоровье, если это кому-то нравится. Мне показалось, что у девушки на фотографии сумка, и, выходит, я ошибся. Элементарный обман зрения. Да, еще эта заколоченная несуразная дверь, ну и что? Что в ней страшного? Что во всем этом жуткого? Что зловещего? Ерунда какая-то… О боже, — он оцепенел, — что же это такое?“

Студент вдруг увидел, что освещение комнаты меняется: обычная голая лампочка, свисающая с потолка, постепенно становилась синей, как в медицинском приборе „синий свет“.

Студент сидел без движения, и комната, подобно стакану воды, в который бросили зерна марганца, постепенно становилась темно-лиловой. Он не знал, сколько все это длилось. Сидел не шевелясь, весь во власти расслабляющего волю страха.

Потом свет лампочки снова стал меняться — медленно и долго, пока наконец не стал обычным.

„Что же, — подумал студент, — если это испытание моей воли и мужества, я выйду из него спокойным и, несмотря ни на что, спокойно лягу спать“.

Уверенными шагами прошел он в кухню, потушил там свет, оставил его в ванной, умылся, почистил зубы, вернулся в комнату, не взглянул на фотографии, расстелил постель, щелкнул и здесь выключателем и лег. Сама темнота не пугала его, он вообще-то не боялся темноты как таковой, а обо всех сегодняшних фокусах он заставил себя не думать. Он подумал лишь о том, что не может быть ничего такого, что в конце концов нельзя было бы разумно объяснить. С этой мысли он переключился на мысль о загадках космоса, о контактах с инопланетянами, о формах разумной жизни во вселенной. Это всегда его интересовало. Затем он стал думать о своей будущей студенческой жизни и через некоторое время спокойно заснул…

Человек шел по пустырю под неверным светом лиловой луны. Его лицо было сплошь забинтовано, оставались лишь узкие щели для глаз. Он был в черном трико, в черной водолазке, в тапочках и весь перепоясан множеством разных ремней. Шаги его были бесшумны, как у кошки. Человек шел к большому сгоревшему дому. В лунном свете полуразрушенные стены и оконные рамы отбрасывали длинные причудливые тени. Тени падали и от колоннады, которая подпирала теперь пустоту. При страшном пожаре, постигшем дом несколько лет назад, большинство жильцов не смогло спастись, многие сгорели в квартирах или задохнулись, замурованные обвалившимися стенами. Остались их голоса, каким-то образом записанные на стены, и при луне, когда дул ветер и метались тени, их голоса начинали звучать — слышались крики, стоны, плач. Человек с забинтованным лицом шел к своей квартире, в которой погибли его близкие, зашел в дом, по лестнице без перил поднялся на второй этаж, подошел к обвалившемуся подоконнику и поднял валявшуюся там трубку телефона с оторванным шнуром. Стал набирать свой собственный номер…

Звонок раздался в комнате. Студент услышал его сквозь сон и попытался проснуться. Но его душило наваждение непроницаемой тьмы, которую он хотел прогнать, зажигая свет, однако выяснилось, что выключатели не работают. Студент явственно ощущал приближение чего-то ужасного, присутствие в темной комнате какого-то существа, которое стояло над ним и с точностью метронома отсчитывало цифры: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь…

Он вскрикнул и проснулся, весь в холодном поту, но страх не покинул его, а, наоборот, усилился, потому что действительно звонил телефон. В темноте, не соображая, что делает, он бросился к столу, ощупью нашел телефонную трубку и поднял ее, но трубка была полна неживого молчания, как и полагается не включенному в сеть телефону. Студент нашел выключатель. Свет загорелся. Студент стоял босой посредине комнаты с трубкой неработающего телефона в руке. Медленно и трудно он приходил в себя после только что пережитого кошмара.

Потом он положил трубку на место и сел на стул. Ну конечно же звонок он слышал во сне, но ведь, когда он проснулся и потянулся к телефону — то есть уже наяву, — звонок продолжал звучать. Конечно, ему показалось. Естественно, никакого звонка не было, ведь не может же звонить телефон, с отрезанным шнуром. Это все переутомление, напряжение и волнения последнего месяца. Спать, спать, спать. Уже успокоившись, он протянул руку к выключателю, но, прежде чем щелкнуть им, повинуясь какой-то неодолимой властной силе, повернулся и еще раз посмотрел на фотографии. Сомнений быть не могло — на них были совершенно другие люди… И молодой человек, тот, который был… в рубашке. Теперь это был не он… вернее, он… но другой… тот, который висел у старухи… с галстуком… в костюме с широкими бортами… усатый… Плохо соображая от ужаса, студент подошел вплотную к фотографии и впился глазами в лицо этого человека. Нельзя же сойти с ума, если я все так ясно себе представляю? Или они уже добились своего, мой рассудок помутился, но можно ли так ясно и четко фиксировать помутнение собственного рассудка, если он действительно мутится?!»

Студент смотрел в лицо человека на фотографии с расстояния в два шага и явственно увидел, как на щеках у того начала проступать и расти щетина…

Студент потерял сознание. Комната погрузилась во мрак. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем он пришел в себя и попытался определить свое состояние — сон или явь, продолжающийся обморок или окончательное безумие? Он попробовал сосредоточиться. Вспомнил, что в глазах потемнело, следовательно, он упал в обморок, когда ему показалось, что на фотографии что-то меняется, разумеется, ему это только показалось. Итак, он упал на пол и сейчас лежит на том самом месте, где упал, то есть перед фотографиями. В комнате почему-то темно. Что же, очевидно, где-то произошло замыкание и свет погас. А перед этим он видел кошмарный сон. Может, сон все еще продолжается? Да нет, он сейчас не спит. Он может точно определить свое состояние. Итак, под влиянием кошмарного сна, ему что-то показалось, и он смалодушничал, потерял сознание, но теперь он в своем уме, лежит на полу в своей комнате, в квартире, которую он накануне снял. Надо взять себя в руки, встать и зажечь свет.