Контейнер со смертью
Шрифт:
– Это произвол, – проникновенно заметил Максим, – и вы пожалеете о своих противоправных действиях в отношении аккредитованного в стране журналиста. Пресса вам этого не простит, как и ваше же начальство…
Закончить речь Максиму не дали. Но главной цели, которую он преследовал, распинаясь и разыгрывая возмущение, Максим добился. Он увидел, в какой ящик стола комиссар сунул его удостоверение. В ящик стола, а не в нагрудный карман рубашки. Как бы все теперь ни повернулось, а оставлять в полицейском участке удостоверение с собственной фотографией было нельзя. Удостоверение было поддельным, а фото настоящим.
– Эй, полегче, – ворчал Максим, когда его грубо транспортировали по коридорам и спускали по лестнице в полуподвальное помещение. – Завтра комиссара уволят за эту выходку, потому что я женат на дочери вашего министра внутренних дел Язида Зерхуни. Сам президент Абделазиз Бутефлика был на нашей свадьбе! Если мне сейчас же не предоставят объяснений по поводу незаконного задержания и не дадут встречи с моим адвокатом, то вас всех уволят без пенсии. Я требую права на один звонок!
Максим нес всю эту ахинею только затем, чтобы понять, насколько коррумпирована тут полиция и насколько она предана своему продажному комиссару. По невольной реакции людей многое можно понять. Этим трем бугаям было, кажется, наплевать на все родственные связи задержанного. «Ну, и черт с вами», – подумал Максим, когда его затолкали в каменный мешок камеры.
Полицейский участок этого небольшого городка располагался в том, что осталось от полуразрушенной древней крепости, которые тут называли «казбах». Их было много по стране, и сохранились они вдоль дорог и во многих населенных пунктах еще со времен прихода сюда арабов, потеснивших кочевников. В этих же крепостях располагались в колониальные времена подразделения французского гарнизона. Теперь же многие крепости окончательно разрушились. В столице и крупных городах их еще поддерживали в приличном состоянии ради туристов.
Здесь, в Тубкале, крепость тоже почти вся развалилась, но каким-то чудом сохранились внутренние постройки. Каменные строения, в которых в давние времена хранились запасы, стояли среди остатков стен и рухнувших башен. Говорят, что сохранились подземные коридоры, которые вели раньше в башни и другие места крепости, но желающих лезть туда не находилось. Использовались под камеры для содержания задержанных и нижние этажи, которые раньше были погребами.
Максиму вывернули карманы, но искать там было нечего. Полицейские ограничились тем, что отобрали у него чистый блокнот и авторучку. Правда, пришлось вытащить и сдать им брючный ремень и шнурки из ботинок. Да еще Максим успел повернуть две половинки авторучки в положение включенного радиомаячка, чтобы Демичев смог запеленговать его нынешнее положение.
Противно лязгнула задвижка, и перед Максимом открылась маленькая камера, куда спускались две каменные ступени. Камера оказалась маленькой, со сводчатым потолком. Три стены были выложены из крупных каменных блоков, а четвертая из красного обожженного кирпича. Небольшое окно под потолком, забранное толстыми железными прутьями, и две двухъярусные кровати из металлических труб, окрашенные синей краской. Никаких лавок, столов, никакой раковины и унитаза. В углу зияла зловонная дыра в полу, которая и служила тут туалетом.
На Максима уставились две пары глаз. Двое берберов с сухими морщинистыми лицами сидели на левой кровати, поджав под себя ноги. Головы закутаны в их национальные тряпки – литамы, ноги босые и грязные, а глаза настороженно-испуганные.
На другой стороне на нижнем ярусе на грязном матрасе лежала потная волосатая туша. Над огромным животом вдруг приподнялась всклоченная голова с заросшим волосами лицом. Лицо было европейского типа и имело абсолютно бандитское выражение. Максим поморщился, оглядев обстановку, и решил, что стоит забраться на верхний ярус и подождать дальнейшего развития событий. Он не знал содержания разговора комиссара по телефону. И даже не догадывался, что комиссар на радостях забыл передать своим полицейским приказ поместить «журналиста» в одиночную камеру. В любом случае причины ареста Максима были, и он о них узнает очень скоро.
– Эй ты! – рявкнуло по-французски волосатое чудовище и грузно уселось на кровати. Металлическая сетка угрожающе заскрипела под тяжестью человека.
– Ну? – остановился Максим.
– Тут порядок такой, – поскреб француз волосатую грудь волосатой рукой. – Я хочу пить, ты приносишь. Я хочу курить, ты достаешь…
– Ты хочешь в туалет, и я сажаю тебя вон на ту яму, – закончил Максим мысль француза.
Берберы втянули головы в плечи, видимо, ожидая, что сейчас разразится настоящая гроза. Волосатый с открытым ртом уставился на новичка, а потом громко расхохотался, оскалив желтые прокуренные зубы.
– А ты весельчак! – ткнул в сторону новичка француз пальцем с грязным обгрызенным ногтем. – Мне это нравится. Давай, валяй!
Француз повалился на матрас и заложил руки за голову.
– Чего давать? – равнодушно поинтересовался Максим.
– Пляши! Тут скучно, а я привык к веселью, к шумным пирушкам. Это когда я не сижу. Но и когда я сижу, я тоже люблю повеселиться.
– И что? – усмехнулся Максим. – Веселись, вон сидят два клоуна, а я пошел спать.
– Эй, ты! – рявкнул француз.
Он спустил ноги с кровати, грузно поднялся и повернулся спиной к Максиму. Во всю спину красовалась надпись «Иностранный легион» и цифра «2001». На плече мелькнуло что-то вроде стилизованного изображения раскрытого парашюта. Ну ясно, головорез!
– Видел? – прорычал француз грозно. – Я шутить не люблю! Если не слышал, то запомни, что меня зовут Носорогом!
Француз был одного роста с Максимом, но разжиревшее тело бывшего легионера было килограммов на тридцать тяжелее. К тому же одышка, к тому же отсутствие регулярных физических упражнений, алкоголь, курево… Максим посмотрел французу прямо в его мутные глаза.
– В Тулузе, где я родился, – медленно проговорил Максим, – «носорогами» называют мужей, которым неверны их жены. Так как, ты сказал, тебя зовут? Я не расслышал.
– Что-о? – заревел француз, бешено вращая белками глаз. – Я тебя…
Огромная волосатая туша надвинулась, как настоящий носорог, только шерстистый, какие водились в глубокой древности на Земле. Потная пятерня протянулась к лицу новичка, который посмел насмехаться. Максим резким движением отвел протянутую к нему руку в сторону, приложил вытянутые пальцы рук к волосатой груди бывшего легионера, а потом резко сложил пальцы, нанося удар в грудь без размаха. Сила такого удара каждой руки Максима была килограммов по десять, и француз, с шумом выдохнув, отшатнулся назад на пару шагов.