Контингент (Книга 2, Шурави)
Шрифт:
На плечо Федора легла крепкая ладонь непонятно когда подобравшегося командира, призывая к вниманию, и указательный палец с серебряным перстнем, отдавая безмолвный приказ, ткнул по направлению к санитарной машине.
Федор, не выпуская из рук пулемет, о плечо отер лицо и, смахнув накопившиеся слезы, направил, тщательно прицеливаясь, ствол в бензобак машины с красными крестами.
БТР фыркнул облаком дыма, пошел было вперед, но от удара "блоупайпа", отшвырнутый взрывом, подпрыгнул и ткнулся в скалистую стену, перекрывая дорогу вперед. В ту же секунду Федор нажал на курок, послав первые пули точно в бак машины. Ствол
Гранатометчики слева отрезали путь к отступлению остальным машинам, подорвав удачными выстрелами замыкающую "техничку" на базе работяги ГАЗ-66. На зажатую в тесном коридоре, беззащитную колонну сыпался дождь пуль и осколков. Растерянная, робкая стрельба застигнутых врасплох бойцов колонны не остановила радостной ярости нападающих, увлеченных беспомощностью врага.
Захваченный общим подъемом атаки Федор всаживал одну за другой короткие очереди в дымящиеся машины, мелькающие фигуры отстреливающихся, бил в головы, руки, ноги, - лишь бы достать, попасть, уложить.
В охоте на людей пулемет слишком неуклюжий, неманевренный. Отбросив его, Федор подхватил автомат и, опустившись ниже по склону, теперь уже из него бил по попавшим в засаду, хорошо видимым, пытающимся спрятаться за искореженными машинами.
С остервенелой радостью Федор всадил очередь в человека с забинтованной головой, на корточках выползающего из-под брезента горящей санитарки. Каким-то сатанинским озарением Федор почувствовал, что если и есть в санитарной машине живые, то лежат они на дне кузова. Больше спрятаться негде. Боковым зрением увидел, как его группа обрушивается на дорогу, заторопился, откинул сдвоенный пустой магазин и на бегу зашарил привычно в поисках подсумка. Сплюнул бешено, не нащупав ничего, кроме тонкой материи рубахи и штанов, подбежал к уничтоженной колонне. Отметил, что у распластанного тела белобрысого младшего сержанта в поджатой под грудь руке стиснут автомат, пинком перевернул тело и хищно - радостно оскалился, увидев лифчик, полный гранат и магазинов, правда к автомату другого калибра, АКС-74. Ничего! Забросив свой автомат за спину, вывернул из руки убитого оружие, щелканул затвором и побежал к кабине бензовоза, уцелевшего только потому, что одной из целей засады был захват горючего.
Федор распахнул дверцу со стороны водителя, одновременно уловив движение и нажимая на курок, направляя очередь в испуганные белые глаза, погасив удивленный вскрик.
Пули откинули голову солдата, и солнце осветило изуродованное, залитое кровью лицо солдата через опущенное стекло.
Кто это? Кто же это?! Знал... Знакомое лицо..., - отбросив назойливый вопрос, Федор огляделся. Колонна умерла. Его группа подтягивалась к бензовозу, и Федор повернулся к ним. Навстречу, раздвинув остальных, выступил командир. Белозубо улыбаясь, одобрительно цокая языком, пожал руку, обнял за плечи и отошел, давая возможность остальным поздравить нового бойца отряда. Моджахеды подходили, пожимали руку, похлопывали по плечам, по спине, на чужом языке нахваливая воинскую доблесть Федора.
Он стоял, смущенно улыбаясь, стянутой с головы черной тюбетейкой утирал пот с лица, довольный собой.
Внезапный вскрик боли, смешанной с удивлением, заставил группу резко обернуться:
– Фе-е-е-дь-ка-а-а..!
Фе-е-дь-ка...-, уже не вскрикнул, а удивленно
– Это он меня!?
– промелькнуло в голове.
– Да нет, - отстранился от зова.
– Я же не Федька - я Рахматулла.
– Я - Рахматулла!!!
– громко, на все ущелье, на весь мир по-русски крикнул бывший советский солдат Федор Булыгин.
Направившийся к раненому моджахед обернулся и, улыбаясь, закивал головой:
– Рахматулло, Рахматулло...
– Рахматулло, - одобрительно закивали товарищи, готовясь совершить намаз, восхвалявший имя Аллаха и верных его сынов.
Федор вынул из-за пояса штанов платок, расстелил его на земле, отер лицо сухими ладонями, становясь коленями на платок и вместе со всеми забормотал молитву.
... Федор попал в плен одному из воинских подразделений Хекматияра год назад.
Машину, за рулем которой сидел Федор, командир отправил в договорный кишлак в сопровождении семи солдат и нового замполита. Нужно было отвезти керосин, хлеб, медикаменты - откуп за спокойствие на этом направлении.
Замполит - восторженный молодой лейтенант Щукин суетился и радовался по-щенячьи. В кишлаке, перед собравшимися стариками и воровато шмыгающими вокруг машины детьми, он произнес торжественную речь о дружбе между двумя великими народами, об укреплении социалистического лагеря на Востоке.
Переводил флегматичный туркмен Шарипов, и замполиту казалось, что не то он переводит, потому что, слушая пламенные слова Щукина, длиннобородые афганцы восторга не проявили и не шевельнулись до тех пор, пока лейтенант не приказал разгружать "Урал".
Федор сидел в кабине и с отвращением слушал речь замполита, кривя губы от слов "социализм", "партия", "дружба народов". Уже повидавший многое на этой войне он про себя размышлял: "Подожди, необстрелянный, скоро увидишь "дружбу народов". Скоро поймешь, как духи стремятся к победе социализма". И припомнил Федор достижения социализма у себя дома: ворюгу и хама председателя колхоза, всевластность партийных работников района, угодливое заискивание матери перед руководством и ее слезы после отказа в материале для ремонта дырявой крыши.
Они умнее нас, - думал об афганцах Федор.
– А может просто не такие забитые. Это у христиан - "подставь другую щеку", они же ни левую ни правую подставлять не будут, и не подставляют!
Тем временем откуда-то из-за дувалов налетела толпа женщин и проворно смела с машины все, что привезли шурави. Самый старый из афганцев что-то говорил в ответ замполиту, оба прикладывали ладонь к сердцу, раз по пятнадцать сказали друг другу: "Ташакур".
Солдаты давно уже сидели в машине, и Федор с раздражением посигналил замполиту чуть не целующему от умиления руки старейшине.
Ехали по начавшим сгущаться сумеркам. Замполит тарахтел без умолку, то выговаривая Федору, то размышляя вслух:
– Что ты дергаешься? Тут, понимаешь, политический момент! Это политика, идеология, а ты сигналишь, торопишь. Социализм в Афганистане это...
– Знаю я твой социализм, - думал Федор, - насмотрелся в колхозе...
– Социальная справедливость.., - разливался соловьем замполит.
– И справедливость эту знаем, - помнил Федор, как вышибли из комсомола, а потом и из техникума за "чуждое" увлечение каратэ.