Контора Кука
Шрифт:
— Я зайду к Вере! — крикнул он Лиле, которая была, судя по звукам, где-то в гостиной.
Зашёл на кухню и взял коробку русских конфет или, точнее, украинских — «Вечерний Киев», да… Сласти, впрочем, тоже подлежали скорому запрету, как сигареты и «термоядерный», как он его называл, кофе по утрам… Но и дарить начатую коробку Коме было как-то глупо, а кроме того, она ведь тоже вечно худела, так что получится что-то из серии «на тебе, боже, что нам не гоже…». Лев положил конфеты на место и в задумчивости взял в руки чашку, которую раньше не видел. На ней было написано по-немецки примерно следующее: «В каждой тигрице скрывается трепетная кошечка!» «Смешно», — подумал Лев и крикнул:
— Лиль, что это за чашка
— Мне подарили, коллега, на работе, — сказала Лиля, входя на кухню.
— Да? — сказал Лев. — А я вот тоже думал её подарить — Коме…
— Вот и подари, хорошая идея.
— А она не обидится?
— С чего бы?
— А она не видела её у нас?
— Нет. Слушай, Кома и вправду куда-то пропала, зайди, узнай, что с ней.
— А позвонить?
— Я уже звонила с утра, она не берёт трубку.
— Ну так, значит, её нет… Поехала скупиться.
— Кома? Так рано? Я тебя умоляю.
— Впрочем, правда, зайду… благо идти недалеко.
В лифте Лев продолжал вертеть в руках чашку… Он подумал, что она слишком проста и груба для того, чтобы быть подарком, даже таким, между прочим… к тому же эта надпись… Кома подумает, что это они с Лилей её считают тигрицей, цербером… Тогда как она себя считает… светской львицей, по меньшей мере? Или всё же котёнком? Я не львица, не тигрица, я, смотри, на поводке…
— Приветик, — сказала она, открывая дверь.
— О, ты жива. Кома, давай тогда вместе кофе выпьем.
— Давай!
— А куда ты пропала?
— Никуда. Вот она я. А, ты со своей чашкой?
— Ну да. Ну, не со своим же самоваром мне к тебе идти.
— Мог бы прихватить, — сказала она, — и самовар. Давно я Лильку не видела, соскучилась.
— Да, — сказал Лев, — так далеко живём, понимаешь… Она тебе, кстати, не смогла дозвониться.
— Ну да, я спала, — сказала Кома, — имею право. Тебе крепкий?
— Да, как всегда. Ну то есть как раньше… Слушай, я хотел тебе рассказать эпизод. Ничего особенного. Про трактир «Конечная остановка» я ведь тебе уже, наверно, говорил, да?
— Да, ты рассказывал, — как-то рассеянно сказала Кома, и Льву показалось, что она посмотрела в сторону спальни, но когда он как бы понимающе кивнул — снизу вверх, она никак не отреагировала, и он продолжил:
— Вот, но я там вспомнил ещё кое-что… Это всё как-то связано… Это было в Алуште. Я туда скатился, можно сказать, с гор, по сыпняку Демерджи, может быть, но я всё остальное помню уже довольно смутно… Ну, вроде бичевал с какими-то системными, спали все вместе, всё время на травке…
— Что? — спросила Кома, демонстративно поправив очки. — Свальный секс? Говори-говори, я тебя внимательно слушаю.
— Да не так чтобы… Нет, конечно, была у меня там одна…
— Ага. Ну хорошо, что хоть Лильку ты мне нашёл не на свалке.
— Кома, я сейчас совсем не об этом… Спустился я, значит, с гор, голодный, худой, пыльный, можешь себе представить…
— Почему представить? Я тебя таким хорошо помню.
— Дальше мне предстояло плыть в Ялту… А может, и нет… Так вот, я взял билет на катер, ну пусть будет до Рыбачьего — значит, он должен появиться справа, оттуда, — Ширин показал рукой в угол кухни.
— О’кей, — сказала Кома, — рисуем справа налево, из-за острова на стреме… Или что это у нас, севастопольская панорама?
— Панорама, ты умница… Но подожди, я её ещё не нарисовал… Я купил билет, посмотрел на расписание и понял, что я могу успеть поесть… рядом как раз была столовка, открытая… там эта раздача… и все виды блюд: компоты, котлеты… Я никогда не ел эти столовские котлеты… А тут взял — такой я был голодный, как говорится, быка бы съел… Вот, я взял, сел и стал их уплетать… по-моему… с гречневой кашей… ещё я взял и суп, и всё, что там было, хотя ничего больше там, конечно же, не было… Ну, может,
— Но ты успел… А ты не успел, кстати, зайти, куда я тебя уже две недели как прошу? В патентамт?
— Нет! Я вчера ходил, представь себе, в этот кабак — куда меня Паша попросил заглянуть, я тебе говорил… Слушай, что-то все меня что-то просят… Ну, в целях нейтрализации детского невроза, или купирования, или как там это называется… ну, я зашёл этаким «частным детективом» — представляешь, меня за него там приняли, смешно, да?
— Да, и что там было? Расскажи лучше…
— Ах так! Лучше? Тогда я тебе вообще ничего не буду рассказывать!
— Ладно-ладно, ты чего… Я же слушаю. Вот, смотри, ушки на макушке, продолжай, Лёва.
— Да ничего там не было — вчера, выпил пару кружечек, и всё… Никого там не запирали… А катер, стало быть, приближается, а я голодный, как стая волков, и вот я, значит, уплетаю эти кошмарные котлеты с огромной скоростью… И тут ко мне подходит женщина в чём-то синем…
— В чём синем?
— Ну в халате, наверно, не в бикини же… Работница этой столовой или, может быть, заведующая. Не молодая, но ещё и не старая… Зрелых лет. И говорит: «Вы не хотите сделать запись в нашу книгу жалоб и предложений?» Кома, я чуть не подавился. «Нет, — мычу полным ртом, — у меня нет никаких жалоб». А она и говорит — с такой улыбкой… просто как сейчас вот стоит перед глазами… «Я понимаю, — говорит, — но я подумала, что вы, может быть, хотите написать нам благодарность! Вы с таким аппетитом кушали наши котлеты, что я подумала…» И тут я в самом деле подавился, веришь. Отдышавшись, я не стал ей говорить, что просто спешил доесть, я просто молча сбежал. Во всяком случае, я это сейчас так вижу: после её слов я глянул на море, увидел, что катер уже подходит к причалу, матросы разворачивают канат… И я тогда всё оставил, ну что — всё… кусок котлеты, немного каши, перепрыгнул через оградку кафе и побежал с рюкзаком наперевес, то есть в руках был рюкзак, иначе бежать неудобно, он же как наездник, получается, на тебе, когда бежишь, неудалой такой наездник, лупит по спине… Но я один раз оглянулся, и та женщина смотрела мне вслед… и такая у неё была при этом улыбка, понимаешь? Вот это мгновение — вот там оно всё и осталось, в янтаре, и котлеты, и мухи, и всё вместе, весь тот мир… Быстро успеть прожевать котлету, пока белый катер подплывает к причалу… Который увезёт тебя неизвестно куда… Dahin, dahin [14] … Волны… Солнечный ветер… И в чём-то синем она там стоит, на пороге столовой, ты понимаешь? И улыбается мне вслед! Ты понимаешь, Кома?
14
Туда, туда (нем.).
— Да, Лёвушка, да, не волнуйся. Ну конечно, я понимаю.
— Лиле я даже и пытаться не стал объяснить это… я уже знаю — я слышу всё, что она скажет: «А хочешь, я тебе сделаю в точности те котлеты? А, чего молчишь? Ну так вот, хватит этой ностальгии по совку!» — и всё такое…
— Главное, чтобы ты понимал, остальное неважно… — проговорила Кома и, посмотрев сквозь Ширина, сказала совсем другим тоном:
— С добрым утром!
Ширин резко обернулся и увидел Пашу Шестопопалова, который стоял в коридоре в луче солнца, кутаясь то ли в простыню, то ли в тогу… и сказав «Привет!», через секунду исчез — прошёл дальше в сторону ванной, всё это так быстро, что у Ширина мелькнула было мысль, что это ему привиделось… Но в тот же момент он вспомнил, что посмотрел туда вслед за Комой.