Контрабанда без правил
Шрифт:
– Черт, – взвыл Кароль Вуйтик и почувствовал, что спешить больше некуда. Правая штанина его импортных джинсов стала неприятно мокрой.
12:15
У младшего лейтенанта Теофиля Олькевича из Воеводского комиссариата Гражданской милиции в Познани была срочная работа. Поэтому он злился. Кроме того, сегодня была выходная суббота, а он вынужден был работать. Он сидел в кабинете, который делил с двумя другими милиционерами, и писал на могучей печатной машинке «Лучник». Печатать он не умел. Он постоянно ошибался, нажимая не на ту клавишу, к тому же рычаги литер постоянно цеплялись друг за друга, и Олькевич, проклиная все на свете, поднимал крышку и разделял сцепившиеся литеры.
И вообще ему хотелось выпить, в это время все вокруг праздновали, а он сидел здесь, стучал по клавишам, и у него плохо получалось. Он охотно послал бы все это куда подальше, но его начальник, майор Мартинковский, уже договорился с прокурором района Вильда, чтобы тот рассмотрел материалы дела и принял решение об избрании меры пресечения в отношении задержанного Филипяка Мариана, сына Тадеуша, уже отсидевшего положенные 48 часов до выяснения обстоятельств. Мартинковскому тоже неудобно было беспокоить прокурора Витковского в женский день, но что поделать. Теофиль, занимавшийся этим делом в воеводском комиссариате, знал, что он должен это написать и точка.
Он остановился на минуту и полез в шкафчик. Там стояла почти допитая вчера бутылка «Балтийской». Он взял ее, посмотрел на этикетку с изображением корабля на голубых балтийских водах, а потом на бутылку на просвет. Он недовольно надул губы, определив, что жидкости осталось совсем немного. Нельзя, чтобы оставшееся испортилось, подумал Олькевич и быстро допил водку прямо из бутылки. Он поставил ее обратно в шкафчик и вынул из кармана пачку сигарет «Экстра» крепких без фильтра. Эти сигареты он любил больше всего. Хоть вонь от них была невыносимой, но они, по мнению младшего лейтенанта, были намного лучше других, доступных в киосках «Рух» табачных изделий. В последнее время в продаже стали появляться новые импортные сигареты, российские «Космос» и югославские «ДС». Но Теофиль не любил чужой продукции. Он предпочитал отечественные сигареты, несмотря на запах тлеющего старого матраца. Потому что «Экстра» крепкие он курил уже более десяти лет.
Хоть карточки на сигареты отменили год назад, раздобыть самые популярные было непросто. Олькевич крутился как мог и доставал сигареты в нескольких киосках одновременно. Благодаря своим многочисленным знакомствам у него всегда была возможность выпросить у знакомых продавщиц несколько пачек из-под прилавка.
Из внутреннего кармана пиджака он вынул металлический пистолет, радостно на него посмотрел и нажал на спусковой крючок. Из дула вылетел язык пламени, от которого он прикурил сигарету.
Олькевич очень гордился своей новой зажигалкой. Уже несколько дней, то есть с момента
Он спрятал зажигалку в карман и вернулся к работе. Вдруг на соседнем столе зазвонил телефон. Теофиль выругался себе под нос, недовольный, что кто-то смеет ему мешать, но он считал себя добросовестным работником, поэтому оторвался от стула и подошел к аппарату.
– Олькевич, что надо? – проворчал он. – Никого нет, я здесь один, женский день ведь. Праздник, – терпеливо объяснял он кому-то надоедливому. – А майора Мартинковского сегодня нет и уже не будет, потому что он едет в прокуратуру. А вообще, кто говорит? А вы там, Млечак, не празднуете Международный женский день? Ладно, если майор придет, я ему скажу, но, скорее всего, он сегодня даже не позвонит.
Олькевич положил трубку и злющий как черт вернулся к столу. Что за люди, подумал он, даже в такой день им хочется всем надоедать. Ну и что с того, что они нашли чью-то руку. Если нашли, пусть ищут дальше, пока не найдут все остальное, и тогда посмотрим, что из этого получится. Как всегда, наткнулись на что-то провинциальные увальни, не знают, что с этим делать, и давай звонить в воеводский комиссариат.
Распсиховавшись, он слишком сильно нажал на клавишу машинки, и старая лента порвалась. Этого еще не хватало. Он ударил кулаком по столу и вскочил со стула. Нельзя так, чтобы они там выпивали, а я здесь вкалывал, сказал он себе.
Он вынул из верхнего ящика стола расческу, быстро поправил волосы, зачесанные на лысину. Пятидесятилетний младший лейтенант Олькевич стеснялся своей лысины, поэтому волосы сзади старательно зачесывал на лоб, чтобы казалось, что у него роскошная прическа. Он надел пиджак. По привычке застегнул нижние пуговицы, но сразу же расстегнул. Некоторое время назад он заметил, что сшитый для него еще в 70-м костюм стал меньше и не очень хорошо выглядел на выступающем животе. Он предпочитал ходить в расстегнутом пиджаке, чтобы никому не давать повода для неприятных замечаний по поводу его туши.
Все из-за старшего лейтенанта Бродяка. Олькевич сам не обратил бы на это внимания, потому что не заботился о таких мелочах, как подходящий пиджак. Главное, чтобы в плечах все было в порядке, и ткань не была слишком заношенной. А эти маленькие дырочки от сигарет вообще не заметны.
Бродяк увидел как-то, что он застегивает пуговицы на животе, и сказал ему, что застегнутый он выглядит, как мешок картофеля, обвязанный веревкой. Теофиль что-то проворчал и расстегнул пуговицы. После этого он всегда ходил в расстегнутом пиджаке.
Он еще раз пригладил волосы, посмотрел на черные форменные ботинки и вышел из кабинета, хлопнув дверью. Он пошел наверх к кадровикам проверить, что еще осталось после празднования.
г. Опаленица, 12:20
Сержант Влодимеж Млечак из городского комиссариата в г. Опаленица, как все нормальные мужчины, праздновал женский день. Он даже купил жене букет из трех красных гвоздик с аспарагусом, перевязанный красной ленточкой. Он встал в шесть утра, чтобы успеть перед дежурством и очередями в цветочном магазине. Как сотрудник милиции при исполнении он мог, конечно, подойти к прилавку и потребовать обслужить его вне очереди, но ему было неудобно, потому что в небольшой Опаленице его все знали, люди стали бы сплетничать, что он злоупотребляет служебным положением во время покупок. Он предпочитал встать пораньше, чтобы его никто не обговаривал.