Контрабандисты во времени
Шрифт:
Палач закрыл глаза, повел головой из стороны в сторону и, придав голосу нежности начал читать свои стихи.
Алеет кровь, растекаясь, полем маковым, Альвеолы легких распускают розовый цвет, Печень большая грибом ароматным, Сквозь кишки скользких лиан растет, Почки, как звоночки, бутончики, Словно луговых цветов прекрасный вид, Я беру нож их нещадно рукою….Но закончить ему помешал грохот
– Давай сюда нового постояльца.
Два его помощника заволокли испуганного Бруно. Тот вел себя тихо, лишь невнятно поскуливал.
– Не надо ребята….. Не надо…. Я ни в чем не виноват…. Это все он….
Один его глаз заплыл, а на лбу кровоточила небольшая ссадина. Но тюремщики, не обращая внимания на его нытье, бесцеремонно затолкали его пинками в клетку по соседству и закрыли большим ключом.
– Ну, вот и порядок, – ухмыльнулся Гийом, – теперь вам будет не скучно, а то в прошлый раз твой приятель изнывал здесь без твоего общества, даже крыс попытался научить человеческому языку.
Увидев палача, тюремщик вежливо поклонился.
– Добрый вечер мастер Жиль, прошу прощения, что помешал вам.
У Бруно глаза немного привыкли полумраку и он, увидев Демьяна, заметался по клетке как дикий зверек в клетке, только что лишенный свободной жизни в природе.
– Братишка! Братишка! – жалобно запричитал он, – Что происходит? Они схватили меня, и едва дух не выбили! Ты же говорил, что все будет норм. У тебя же все было схвачено. Что же, черт побери, происходит?
Он схватил прутья клетки и беспомощно потряс ими. Один из тюремщиков достал небольшую дубинку и угрожающе направился к нему. Бруно отпрыгнул от прутьев.
– Я все! Я все! Не надо меня бить!
Он сел на солому и раскачиваясь из стороны в сторону, как хасид, читающий молитвы, захныкал. Мастер Жиль Сансон разочарованно посмотрел на Демьяна.
– Такой душевный вечер испорчен, – с досадой произнес он, – у меня пропал поэтический ритм, – он тяжко вздохнул, – Увы, я вынужден откланяться мой любезный друг. Надеюсь, вскоре вы заглянете ко мне.
«Думаю, стихи свои ты мне уже читать не будешь», – подумал Демьян, чувствуя, как по спине бегут мурашки при воспоминании о пыточном помещении, – «если мне все же суждено здесь, в средневековье сдохнуть….»
Но он преодолел страх.
– Любезный друг, – обратился он к палачу, и когда тот подошел к нему ближе прошептал – вы не могли бы помочь мне? Я хочу передать прощальное письмо своей возлюбленной. Мы же не знаем, какие еще Господь пошлет нам испытания. И последние слова сказанные даме, которой я отдал сердце, скрасят мои печальные мысли о несправедливости судьбы и скорой кончине.
– Ох, мой друг, – прошептал в ответ палач, – конечно передам. Это так романтично. Если бы вы знали, любезный Демьян…. Я ведь стал палачом из-за любви.
На глазах Жиля Сансона выступили слезы.
– Я был простым школяром, буйным студентом и однажды увидел мою Франсин. Я влюбился, я потерял разум от любви к ней. А она была дочерью палача. Я попросил ее руки. Но чтобы она могла стать моей женой, я должен был стать палачом, занять презренное место ее отца. И я заплатил высокую цену за то, чтобы обладать моей прекрасной Франсин. Да, мой друг…. Это печальная история парижского школяра Жиля Сансона.
Палач ушел в компании тюремщиков. Через некоторое время он вернулся, принес лист бумаги и чернильницу в пером.
«Идите вы все куда подальше», – подумал он, – «как же я устал…. Если меня сожрут крысы, это не так уж и плохо. Ничем не хуже пыточной больного на голову палача. Надо честно признать: я проиграл и пускай все будет, как будет».
Во сне он увидел Изабелль. Она обняла его своими тонкими нежными, как стебель цветка руками и прижалась к его груди.
– Мой рыцарь, – прошептала она.
Демьян молча стоял, не отвлекаясь на ее ласки.
– Мой рыцарь, – повторила она.
Он опустил голову и равнодушно отвел ее в сторону.
– Мой рыцарь! – завопила она.
Ее глаза злобно сверкнули и она яростно укусила его за щеку.
Он вскочил. Крыса слетела с него, обиженно вереща на все лады тонким писком. Щека кровоточила, Демьян прижал к ней ладонь.
– Тварина Изабелль…. Нет! Вот черт…. Крыса! Ты все же хватанула меня, гадина.
– Ты чего братишка? – раздался слабый голос Бруно из соседней клетки.
– Ничего! Крыса укусила, тварь.
– Что с нами будет? – всхлипнул его друг.
– Я не знаю…. Но наши дела плохи. Могут повесить или сжечь. Все зависит от обвинения. Но готовься, нас будут пытать.
В клетке Бруно раздались рыдания.
– Братишка, я не хочу! Я так боюсь…. Ну придумай же что-нибудь! Ты всегда что-то придумывал! Это ты же виноват, что мы здесь! Зачем нужно было идти к этому Томазо? Зачем, я тебя спрашиваю?
– Заткнись Бруно! – оборвал его Демьян.
Его друг замолк, лишь изредка всхлипывал в темноте и вздыхал.
Прошло много времени. Демьян и Бруно практически полностью потеряли ориентацию в нем. Его они отмеряли по визитам тюремщиков, которые по очереди приносили еду и воду. Еда для Демьяна отличалась более богатыми изысками – чувствовалась забота его приятеля мастера Жиля. А вот для Бруно это всегда были черный хлеб и вода. Демьян делился с другом и параллельно постоянно слушал его причитания. Пару раз заходил мастер Жиль Сансон и пытал Демьяна своими стихами, после чего тот окончательно утвердился во мнении, что перед ним свихнувшийся романтичный маньяк. Вытянуть больше сведений, чем те, которые палач уже озвучил в первое свое поэтическое посещение, не удалось.
Наконец наступил день «Ч», в распахнутую дверь вошли да тюремщика.
– Собирайся приятель, – сказали они Демьяну, – преподобный хочет переброситься с тобой парочкой ласковых слов.
У Демьяна сначала все похолодело внутри, но потом он собрался с силами и встал.
– Я готов.
– Готов ты будешь, когда мастер Жиль тебя зажарит на костре как гуся! – засмеялись тюремщики, хлопая друг друга по плечам и радуясь удачной шутке.
В клетке Бруно раздался тоскливый плач, похожий на вой.