Контрапункт
Шрифт:
Но для меня до сих пор загадка, как он, такой деликатный, такой, мне казалось, «нефутбольный» человек, мог работать с футболистами? Впрочем, и в этом, вероятно, проявился его тренерский талант.
Как-то случайно мы выяснили, что живем рядом, и у нас выработалась привычка идти с тренировки домой вместе через всю Москву пешком – с Кропоткинской в наши края, к Курскому вокзалу.
Идя с Борисом Андреевичем по улице, я почти всегда испытывала некоторую смесь гордости и неловкости: стоило мальчишкам нашего района встретиться нам на пути, как они тут же разворачивались и цепочкой тянулись за нами, то есть, разумеется, за Борисом Андреевичем. Я знаю, что и Виталий Андреевич вечно
Прошло уже около полувека, а я все не могу забыть Бориса Андреевича и всего того, что он для нас, своих учеников, сделал.
И еще не могу забыть, как однажды на одном из занятий он сказал мне, что отныне полностью переключается на футбол и фехтованием больше заниматься не сможет.
ЭММА ЕФИМОВА. Вероятно, мое выступление будет самым кратким, в противном случае мне, пожалуй, не хватило бы слов, чтобы рассказать о Виталии Андреевиче: это самый значительный человек в моей жизни.
ВСЕВОЛОД БОБРОВ. Я не представляю своей жизни без Аркадьева. Он для меня не просто тренер, и даже слово «наставник» не вмещает всего того, что значит для меня Аркадьев. Это и школа, и уроки футбола, и университет культуры – все на свете. И если я совершал какие-то ошибки в своей жизни – а я их совершал, – то, видно, мало учился у Бориса Андреевича. Жизнь моя как-то очень тороплива, пестра… Все хочу заехать к Борису Андреевичу, повидаться, не спеша поговорить – и все не получается…
Что же касается футбола, то тут я на многое смотрю его глазами, хотя это вовсе не значит, что я вижу все то, что видит он.
Для этого нужно быть Аркадьевым.
Помню, как однажды, после одной из напряженных игр ЦДКА и «Динамо» (может быть, после игры чемпионата страны сорок восьмого года), Федотов сказал нам в раздевалке: «А что было бы, если бы Борис Андреевич остался в фехтовании?» Это была полушутка-полувопрос. Все мы относились к фехтовальному прошлому Бориса Андреевича, как к какому-то недоразумению. В самом деле, казалось нам, ну что может быть общего у такого крупного футбольного тренера, как Аркадьев, с фехтованием? Но когда Григорий Иванович задал этот вопрос вслух, мне, помнится, стало как-то не по себе – действительно, как сложилась бы наша судьба, если бы Борис Андреевич «застрял» в фехтовании?.. * * *
Когда «турнир в честь братьев Аркадьевых» был завершен и сопоставлены результаты, можно было подумать, что речь все время шла об одном и том же человеке – так сходны оказались выступления футболистов и фехтовальщиков, подчас и просто употреблявших одни и те же слова: «культура», «интеллект», «наглядность», «ключик»…
Такое сходство могло бы вызвать, наконец, подозрение в том, что одна команда просто подражает другой. Но я-то знаю, что такой возможности у них не было – «противники» в большинстве своем просто незнакомы, многие даже никогда не встречались друг с другом. И тем не менее слова фехтовальщиков и футболистов можно было бы легко поменять местами, и подмены, вероятно, никто бы не заметил, лишь в нужной части текста вместо слов «футбол» и «Борис Андреевич» пришлось бы вмонтировать «Виталий Андреевич» и «фехтование». Что же до выступления Анны Штубер, то в нем следовало бы заменить лишь имя тренера.
Вот уж воистину близнецы, которым вечно суждено вводить в заблуждение окружающих своим сходством!
ЧАСТЬ I. ПОПРОБУЕМ БЫТЬ ЗДОРОВЫМИ
ГЛАВА 1
Пожалуй, можно начать так: с самого рождения им удивительно везло. И они навсегда сохранили острое, пьянящее ощущение счастья жизни.
И хотя бывали в их судьбах моменты темных разочарований, неудач, но и они не стерли в сознании братьев радужных красок бытия.
Это их слова: «Нескончаемо интересно жить, видеть. Каждый выход на улицу – радостное свидание с новым днем. А каждый новый день, каждое мгновение удивительно неповторимы».
И, сказав это, кто-нибудь из них обязательно процитирует Блока:
О, весна без конца и без краю —Без конца и без краю мечта!Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!И приветствую звоном щита…Первое, чем было отмечено появление героев этой истории– они родились на рубеже двух столетий (17 сентября 1899 года), а такое рождение почиталось особой удачей, ибо счастливчикам предстояло «распечатать» новый век. Наш космический, синтетический, наш безумный двадцатый век. Впрочем, этих подробностей грядущего века тогда, естественно, еще никто не ведал…
Актер театра Комиссаржевской Андрей Иванович Аркадьев стал вторым мужем Адели Егоровны (в девичестве Кюн). Это был брак по горячей любви, в котором Адель Егоровна родила сначала дочь Соню и затем – о чудо! – двух сыновей-близнецов, названных Борисом и Виталием.
Выходя замуж вторично, Адель Егоровна имела от первого брака сына Эрнеста и кое-какое состояние. Это состояние, однако, скоро было потрачено – широкая актерская жизнь не знала экономии, – и единственным доходом семьи стал заработок Андрея Ивановича.
Итак, другим моментом исключительности, связанным с их появлением на свет, было то, что они родились близнецами – пусть поищут еще таких одинаковых крепышей! Они были так похожи, что даже родители не всегда умели их отличить и, чтоб не путаться, привязывали к их ножкам бантики, которые, впрочем, постоянно развязывались. Их вновь завязывали уже как и кому попало, так что в конце концов уж никто в точности не знал, кто Така, а кто Бока – так братья называли Друг друга в детстве.
Став взрослыми, они не утеряли своей удивительной похожести и уверяют, будто и сами не в курсе, кто есть кто, то есть кто из них в конце концов стал тренером по футболу, а кто по фехтованию.
Вся жизнь – сплошная загадка. И теперь их сходство поражает во всем: во внешности, во вкусах, в глубинном творческом подходе к работе и в манере говорить. Это знаменитое аркадьевское легкое заикание. В сущности, и не заикание даже, а этакая раздумчивая, неторопливая расстановка слов, расстановка мыслей, как бы подчеркивающая это чудо – рождение мысли сию минуту, у вас на глазах.
Книги по медицине толкуют о том, что жизнь близнецов, как правило, определяется их микроколлективом, в котором один берет на себя роль лидера, другой ему подчиняется. Но, не доверявшие впоследствии никогда общепринятому, братья словно бы и тут нарушали правила – ни одни в их микроколлективе никогда не был лидером – так утверждают они, – а вернее сказать, лидеры оба – все пополам. Отсюда это постоянное, вечно неослабевающее соперничество, скрепленное, однако, полным единодушием во всем. Почти во всем.
Бывали, естественно, между ними и размолвки, но всегда легкие и по ничтожному поводу – тушить или не тушить свет в детской? – и всегда скоро кончавшиеся радостным примирением.
Это были заводилы дворовых компаний, великие сообщники, ничего не предпринимавшие друг без друга, за брата – горой! Их звали братьями Диоскурами – символ неразлучной братской дружбы. В гимназии в четвертом классе оба дружно остались на второй год. Борис – по болезни (воспаление легких), Виталий – за компанию.