Контроль [Новое издание, дополненное и переработанное]
Шрифт:
— Маленькие кельи есть. А свободного зала нет. Все заставлены аппаратурой или забиты документами.
— Но мне нужно.
— Рад бы, но помочь не могу. Свободных помещений нет.
— Тогда я вынуждена обратиться к вышестоящему начальнику. Кто у нас вышестоящий? Товарищ Сталин. Когда его можно увидеть?
— Хоть завтра. Моя бригада в охране работает. Едем на цирковое представление. Укрощение диких зверей. Звери могут взбеситься и броситься на укротителя, наша работа укротителя защитить. Если хочешь, включу тебя в группу обеспечения.
— А кто укротитель?
— Сталин.
Многое спецкурьер ЦК обязан уметь. Главное — сбор сведений и их обработка. Но бывает аврал, и подается команда: «На выезд!» Звучит тревожно и романтично, вроде как «Караул! В ружье!».
Было время, на цветах Настя работала, а сегодня другие обязанности. Сегодня — вода.
В кремлевском ателье подогнали на Настеньку короткое темно-синее платье с белым воротничком, с белыми кружевными манжетами, с белым же передничком. Осмотрела себя в зеркале — понравилось. Только куда «Люгер» девать? На пояс не повесишь, нарушится гармония. Потому пистолет у Сей Сеича в сумке.
Сей Сеич — главный ответственный за воду. Вода у него в особом термосе. Сидит Сей Сеич за кулисами. Термос трехлитровый, рядом и сумка. В сумке — Настин «Люгер» и еще что-то. Задача Сей Сеичу — следить, чтобы никто к термосу не приблизился и не всыпал бы чего. Всыпать, правда, невозможно — термос на замке цифровом. Воду из термоса через кран можно наливать. Для воды два стакана. Товарищ Сталин будет сидеть в президиуме, а Настя ему на серебряном подносе стакан с водой поднесет. Как только товарищ Сталин отопьет половину, Настя ему второй стакан поднесет, а первый заберет.
Вот такая работа. Из-за кулис Настя за стаканом следить будет. И Сей Сеич — тоже. На весь день совещание, и надо со сталинского стакана глаз не сводить. Надо следить, чтобы товарищу Сталину стакан не подменили, чтоб в стакан чего не сыпанули. Из-за кулис и весь зал виден. И в зал Настя будет смотреть. И Сей Сеич. Мало ли что. Если что — у Сей Сеича сумка с собой. В сумке, кроме Настиного «Люгера», еще кое-что.
Понятно, не одна Настя в зал смотреть будет. И не один Сей Сеич. Многие в зал будут смотреть. Вот хотя бы Люська Сыроежка. Люська в такое же синее платье наряжена. Тоже в фартучке, тоже с манжетами, воротничком, тоже с серебряным подносом. Люська другим вождям стаканы подносить будет. Люська от зависти сгорает: Насте доверили стаканы товарища Сталина, а ей не доверили.
Все у нас умно.
Так устроена сцена, что из-за кулис весь зал просматривается. Смотрит Настя.
Рассаживаются ответственные товарищи, переговариваются, гул в зале сдержанный.
Расселись. Умолкли. Смотрит Настя в зал через секретное окошечко: знакомые все лица. У нее все эти товарищи на стеночке висят, кнопочками приколотые: заместители наркома НКВД, начальники главных управлений, их замы и помы, республиканские наркомы НКВД с замами и помами, начальники областных управлений НКВД, тоже с замами и помами. Полный зал, затихший и напряженный.
И вдруг взорвался зал восторгом. Зашелся рукоплесканием. Аж под потолком звенит. Как на заводе «Серп и молот», только громче. Настя краешком глаза — на сцену. Выходит товарищ Сталин, тоже хлопает. И другие вожди рядом с ним хлопают.
Сели. И зал сел. Успокаивается зал. Затихает. Кивнула Настя Люське, и вышли вдвоем. За спинами вождей. У Насти один стакан на подносе, у Люськи — двенадцать. Но из зала этого не видно. Из-за спины товарища Сталина поставила Настя стакан и тут же Люське помогла другие стаканы расставить. Чтобы обеим так же вместе и уйти. Чтобы не было впечатления в зале, что товарищу Сталину отдельное обслуживание.
Стаканы так перед вождями ставить надо, чтобы не плеснуть, чтоб вождя не облить, чтобы работа эта вообще никак внимание зала не отвлекала. Завершили быстро. А на трибуне уже товарищ Микоян рассказывает, как вражеская агентура скот в колхозах травит, как заговоры плетет, как гайки в станки подбрасывает, как слухи распускает враждебные, как отравляет колодцы. Рассказывает товарищ Микоян, а товарищ Ежов в сталинское ухо секрет шепчет. И зал весь не на товарища Микояна уставился, а все больше на губы товарища Ежова. Зал по движению губ секреты разнюхать хотел бы. Не выйдет. Бдителен товарищ Ежов, ладонью губы прикрывает.
Товарищ Микоян — про то, как наймиты капитализма сжигают посевы, как сваи мостов подпиливают, как в тоннели на рельсы многотонные глыбы втаскивают.
Слушает зал с почтением и вниманием. Каждый зам начальника областного управления и не такие страсти рассказать может. И потому слушает. Понять старается, куда же все это клонится.
Вот куда:
— Распоясался враг, бояться перестал. Не потому ли перестал, что бдительность некоторых чекистов притупилась?
Вот оно. Попритих зал.
— Не потому ли враг себя спокойно чувствует, что в безнаказанности уверен? Не потому ли…
Из глубины зала — шаги. Замер зал. Каждый вперед смотреть должен. На товарища Микояна. На товарища Сталина. И на товарища Ежова шепчущего. А назад смотреть не моги. Не положено головой крутить, не положено оглядываться, когда речь столь важная со сцены гремит. Такие ужасы товарищ Микоян докладывает, что даже и не верится.
Трудно в речь товарища Микояна вслушиваться. Товарищи в зале больше звуки шагов ловят. Трудно что-то кроме тех шагов слышать. По залу из самого дальнего конца в сторону сцены кто-то не торопясь вышагивает. Понимает каждый: зря по залу никто ходить не станет, когда товарищ Микоян речь произносит, когда товарищ Сталин ее слушает.
Насте через секретное окошечко все видно. Это Холованов по залу идет. Спокойно идет. Не спешит. И двое в сером с ним. Товарищи в зале на Холованова смотреть не смеют. Товарищи в зале в президиум смотрят. И каждый плечиком как бы прикрывается от шагов. Все, кто слева от прохода, чуть левее подались. Все, кто справа от прохода, — вправо. Вроде магнитным полем всех от прохода чуть раздвинуло.
Холованов начальника Омского управления НКВД чуть рукой тронул. Майора государственной безопасности товарища Хватова. Повернулся товарищ Хватов к Холованову тихо, и вопрос без слов: меня? Холованов ему также вежливо, кивочком, без слов: тебя.