Контролер. Порвали парус
Шрифт:
– Это и сейчас так, – ответил я мирно. – Не знала? Прости, не сообразил, что от секретной службы тоже есть секреты и прочие недоговоренности.
– Нет таких секретов!
– Есть, – сказал я. – Но ты так и не ответила. К худшему или к лучшему изменится отношение?
Она выпалила вопросом на вопрос:
– А ты сам как думаешь?
– Думаю, – ответил я, – вообще не изменится. А почему должно измениться?
– Ты что… не понимаешь?
Я потряс головой.
– Нет. Разве избиратели не знают, что президент тоже ходит в туалет? А что должно измениться, если еще и увидят? Все же ходят!.. Вот если бы оппозиция вообще по своей святости туда ни ногой, тогда еще могло бы что-то измениться…
Она умолкла, явно ищет контрдоводы, судя по выражению лица, а я пожалел, что не заехали по дороге в мой отдел, что уже не отдел, а в самом деле Центр, так как помещений выделяется все больше, аппаратура завозится новейшая, а помимо импортной пришли отечественные «Байкалы», где гарантированно никаких закладок и шпионских программ.
Хотя их и так нет, но это только специалистам понятно, а для широкого населения разработку компьютеров российского происхождения и собственного программного обеспечения нужно объяснять происками госдепа, что никогда не спит.
С другой стороны, если не разрабатывать такие вещи у нас, то будущие программисты и вообще специалисты хайтека, не находя применения своим талантам, двинутся на Запад и в Штаты, так что лучше удержать их здесь любой херней и объяснить, насколько это важно для существования свободной и независимой России, как будто в мире останутся какие-то независимые страны, если их уже нет сейчас.
До здания филиала ГРУ еще с полкилометра, но мы уже попали под прицел видеокамер, что вели нас остаток дороги, сличая как номер автомобиля, так и наши фото, сделанные через лобовое стекло.
Странное чувство всемогущества, когда вот так, не покидая сиденья авто, вижу, как наши портреты пошли по базам данных, что значит, новое оборудование, все нарабатывается заново.
Ингрид кивнула на парадное крыльцо.
– Еще не забыл дорогу?
– Я думал, ты догадывалась.
– О чем?
– Вообще-то, – пояснил я скромно, – и не покидал. Это для вас, чтобы выглядеть работающими, нужно протирать штаны в креслах и мозолить глаза руководству. А кто-то умеет и виртуально, в духе двадцать первого.
– Ах ты свинья, – сказала она.
– Я тебя тоже люблю, – сообщил я.
В коридорах за нами следят видеокамеры, что понятно, а также понятно, что у лестницы, лифта и в начале каждого коридора стоит охранник из элитных частей спецназа.
Камеры хороши, но не могут сбить с ног злоумышленника, обезоружить, повязать и доставить. Роботизация хоть и на марше, но колонны с флагом и победной песней пока еще не вышли из заводских врат, хотя первые пугающие обывателя экзы уже сошли с набирающего скорость конвейера.
В коридорах Управления походка Ингрид стала еще четче, а сама она выпрямилась и развела в стороны и без того широкие плечи. Вот для чего нужны видеокамеры, подумал я. Это как зеркала, мимо которых всегда подтягиваешь живот и выпрямляешь спину…
Охранник у двери лишь скользнул по мне взглядом. Все что нужно знать, знает, инструкции на мой счет уже получены, остальное не его дело.
Ингрид распахнула дверь в кабинет, но осталась в коридоре, а я перешагнул порог. Мещерский за столом, но поднял голову, лицо осветилось радостной улыбкой.
– Владимир Алексеевич!
– Аркадий Валентинович…
Он порывисто поднялся, вышел навстречу с протянутой рукой.
– Как вы?
– Работаю, – ответил я.
Он все в том же безукоризненном костюме английского аристократа, как на мой невнимательный взгляд, это женщины скажут типа того, что цвет чуть иной, чем в предыдущем, даже скажут какой, хотя такого цвета в палитре художника не существует, но это у каких-то художников, а у женщин много чего существует, чего нет у людей.
Да и лацканы его костюма короче, скажут, я и сам теперь начинаю замечать эти ненужные мужчинам мелочи, хотя это не я, а постоянно требующий работы мозг.
Он уже приспособился к распределенному режиму существования, восхитительное будущее, что в ближайшие годы ожидает нас всех, хотя абсолютное большинство населения испугает. Масса людей из-за подобного страха останется по эту сторону первой же черты нового времени, как когда-то оставили позади питекантропов, а потом отделили кроманьонцев от неандертальцев, всякий раз отправляя оставшихся в небытие.
Мозг каждого, говоря образно, будет в чемоданах. Не весь, конечно, а большая часть, что хранит массу информации. Чемоданы не в руках или в чулане, а в облаке, в черепной коробке оставим только аналитическую и обрабатываемую функцию… как это уже давно, разве что во времена Гомера все хранили в голове.
Мы обменялись рукопожатием, я сказал тепло:
– Когда покидаю Управление, радуюсь встрече с коллегами в Центре Мацанюка, а когда выхожу оттуда, предвкушаю удовольствие общения с вами, Аркадий Валентинович, и вашими коллегами… они же и мои, к слову.
Он всматривался в мое лицо с таким же теплым выражением в глазах.
– Владимир Алексеевич, а вы за эти несколько дней еще как бы возмужали и взматерели… Жалею, что не занимаюсь наукой, но кому-то надо было…
– Знаю, – ответил я. – Я здесь тоже не совсем из-за взбрыка.
Дверь распахнулась, я успел увидеть в коридоре Ингрид, но вошли Бондаренко и Бронник, заулыбались, эти уже не лорды, простецки хлопали меня по спине и плечам.
Бронник даже пощупал бицепс и с одобрением кивнул, будто увидел, как я тренируюсь с ребятами из спецназа ГРУ.